Михаил Нестеров - Мобильный свидетель

Алла подалась вперед и задышала в лицо Карпову:

— Не слишком ли малую цену ты просишь за его освобождение? Перепихнуться с бабой…

— Я мог бы перепихнуться, — спокойно заметил Карпов. — Мог бы изнасиловать тебя. Я надеюсь на взаимность.

— Ты что, действительно так сильно любишь меня?

— Любовь не грех.

— Не умничай, Карпов, — женщина покачала головой. — Лучше ответь: Саша действительно нужен тебе для работы?

Карпов посмотрел на руки Аллы. Не контролируя себя, она сжимала кулаки так, что костяшки пальцев побелели. «Как будто комкает в экстазе простыню…»

— У меня есть человек, который справится с этой работой. Но я хочу совместить приятное с полезным.

— Знаешь, цинизм тебе больше к лицу. А вся эта мешанина, которую ты вешаешь на себя… — Она не сразу подобрала сравнение: — Как разбитое в лепешку лицо. Я не знаю, какой ты на самом деле.

— Я такой же, как ты: похотливый, наглый, бесстыдный, плюющий на общественную мораль и нравственность.

Алла забрала со столика сигареты, зажигалку, встала и направилась к выходу.

Карпов окликнул ее, заставив остановиться. Подойдя к ней вплотную, вобрав в себя чувственные ноты ее духов, он сжал ее руку. Глядя на ее приоткрытые, чуть подрагивающие от возбуждения губы, он приблизил свои к ее уху и раздельно произнес:

— Ты взяла мою зажигалку.

Она оттолкнула его от себя и через минуту уже была на улице.

Назавтра беседа возобновилась. В этот раз Алла приехала без предупреждения и позвонила Карпову, отпустив такси: «Я здесь. Открой дверь».

— Каким образом ты собираешься передать план побега Саше? Только не говори: я найду возможность.

Карпов покачал головой, как бы говоря: «Не собираюсь этого делать».

— Выпьешь?

— Может быть, позже. Мне нужны конкретные детали, чтобы я поверила тебе.

— Боишься, что я кину тебя?

Этот простой вопрос поставил Аллу в тупик. Понятно, что Карпов — мерзавец. Но не до такой же степени. Он мог добиться взаимности еще вчера, когда задержал Аллу на пороге дома, взял ее за руку, обдал жарким дыханием. Она была готова отдаться человеку, который открыто соблазнял ее, делая это по-своему. Он не лапал ее, не строил глазки, не пыхтел, как похотливый жеребец. Он называл вещи своими именами. Он ставил условия, выгодные прежде всего ей, и глубину его цинизма нельзя было измерить. Короче, говоря о соблазне, «бездна бездну призывает».

Цена. Речь шла всего лишь о цене . Карпов покупал Аллу. Она в свою очередь думала о том, что и ей придется потратиться. Затраты, усилия, душевное и физическое унижение (пусть оно даже разовое) стоило свободы любимого человека. Ведь еще несколько дней тому назад она не тешила себя надеждой даже на короткое свидание с Сашей, не говоря уже о его освобождении. (Мысли о побеге будоражили ее голову, но разбивались о берега далекой, чужой страны — с ее натуральными повадками; в конкретном случае — чтобы другим неповадно было; вот Саша, гражданин России, стал пугалом для других соотечественников.) Чего там говорить — ей даже мысль о туристической поездке в голову не приходила; окажись она на Филиппинах, получила бы возможность увидеть Сашу издали и, может быть, даже перехватить его взгляд… Почему? Что, она недостаточно скучала по нему? И если идти как бы от обратного, то достаточно скучал по нему Сергей Карпов? Или он тосковал по ней, по ее телу, что не суть, как любил выражаться он, важно. Значило ли это, что она поставила крест на судьбе Саши? Нет, нет, нет. Она не смирилась — вот сейчас, когда Карпов приподнял ее и под нее потекла вода, она точно могла сказать. Даже найти оправдание: короткое свидание разбило бы Сашино сердце. Она словно ждала подходящего случая; и вот, когда все ароматы мира смешались и вырвались через распахнутые двери богатой парфюмерной лавки, на краешек ее присели два человека — он и она.

Это судьба. От судьбы не убежишь. Это надежда — как ожидание чуда и уверенность, что оно свершится.

Нужно ли дальше рассуждать на эту тему?

Она представила себе алтарь в виде камня, на который она бросает верность любимому и временно забытому человеку. Пусть он, временно забытый или временно недоступный, узнает про ее измену, но узнает уже будучи доступным — свободным. Пусть он оттолкнет ее, пусть.

А если спуститься с поднебесья и порассуждать земным языком? Она же не святая. И не железная. Все так, но портила земную картину одна вещь: она продавала себя. И естественные влечения тут ни при чем. Она горела другим желанием — дать свободу Саше. И уже слышала его голос: «Ты не продала, ты перепродала себя». Шлюха.