Василий Горлов - Код Маннергейма

Холод воды остудил разнеженное сном тело, и, вынырнув, Анна издала восторженный вопль. Оглянувшись, она увидела у края тростника, на входе в бухту, уже знакомую лодку. Трое русских рыбаков, которые снимали коттедж на дедовой рыболовной базе, повадились по утрам заходить сюда и мешать ее ранним купаниям — голышом, как она любила. Пришлось надевать купальник. Показав рыбачкам язык, она неторопливо поплыла к берегу.

— Хороша чухонская русалка, а, мужики? — усмехнулся здоровяк в панаме, с фигурой борца-тяжеловеса, сидевший у транца и управляющий движком лодки.

Спиннингом, казавшимся хрупким в его огромной ручище, здоровяк сделал заброс в сторону тростника. Блесна булькнула, и через мгновение развернувшаяся для атаки щука образовала характерный бурун на поверхности воды. Резким движением кисти рыбак подсек пятнистую хищницу, и после недолгой, но яростной борьбы двухкилограммовая щучка оказалась в лодке.

— Не, Доктор, она не финка. Я тут провел дознание среди аборигенов. Она — русская, внезапно объявившаяся внучка хозяина. Из Питера, между прочим, — сказал невысокий лысый толстяк в бейсболке и очках с дымчатыми стеклами, освобождая тройник блесны из зубастой щучьей пасти, — С почином тебя, отец родной.

— Как это ты умудряешься — ведь ни по-фински, ни по-аглицки ни бельмеса не смыслишь? — Доктор заглушил двигатель, поставив лодку носом к невысокой озерной волне, — Давай, Профессор, не тяни, наливай за первую рыбку.

За несколько лет совместной рыбалки в небольшой компании сложились свои традиции. Доктор, — «в миру» высококлассный хирург Сергей Николаев, — требовал немедленного исполнения одной из них — обязательно выпить за первую рыбку, иначе рыбацкой удачи не видать. Отставной милицейский подполковник Виктор Божков прозвище «Профессор» получил, еще будучи молодым опером в уголовном розыске. Он не заставил себя долго упрашивать, и из рыболовного ящика были извлечены обтянутая кожей фляжка и коробка с бутербродами.

— Опять небось самогонку свою набухал, — пробасил Доктор, подозрительно рассматривая янтарного цвета жидкость, которую Профессор сноровисто разливал по стопкам, — Коньячок нужно по утрам принимать, с медицинской целью расширения сосудов. Учу я тебя, учу — все без толку, все со своим вискарем, как Мартын с балалайкой.

— Ну ладно тебе, дохтур, чего там, — Профессор протянул ему бутерброд, — последний день рыбачим.

— Да, вот и кончился отпуск — до свидания, Суоми-красавица, принимай нас, родная страна, — пропел Доктор. — Ну, будем! — Он опрокинул в рот стопку, поморщился, с удовольствием хрустнул маринованным огурчиком. — Ты чего такой задумчивый, Кэп?

Тот, к кому он обращался, откинул с загорелого лба непослушную, вьющуюся прядь темно-русых волос, прищурился, прикуривая, и посмотрел на причал, где еще поблескивали следы изящных ступней убежавшей в дом девушки.

Друзья-рыбаки понимающе переглянулись. Доктор пристроил на хлебную горбушку солидный кусок сала, прикрыл его сверху половинкой помидора и, удовлетворенно оглядев конструкцию, назидательно заметил:

— А вот Венечка Ерофеев всегда советовал выпить. Так и писал: «и немедленно выпил». Еще по одной, Профессура, и — хорош загорать — нужно рыбу ловить.

Разлив, Профессор перекрестился:

— Ну, ВЦСПС-НКВД, — и, поднеся рюмку к губам, чудом ее не расплескал, покачнувшись от резкого рывка лодки. Скоренько выпив, он укоризненно посмотрел на Доктора, который довольно оскалился и еще круче выкрутил ручку газа. Мощный движок взревел, и лодка рванулась на озерные просторы.

Анна скинула мокрый купальник и, стоя перед большим зеркалом, внимательно разглядывала свое отражение. Смуглая кожа в капельках озерной воды, небольшие, правильной круглой формы груди с задорно торчащими розовыми сосками, длинные стройные ноги — все это выглядело неплохо. Не красавица, но и вовсе не уродина. Девушка томно потянулась и соблазнительно улыбнулась собственному отражению. Продолжая игру, кокетливо провела кончиком языка по пухлой нижней губке и рассмеялась: «Что вы, нэйти Раппала, приличные финские барышни так себя не ведут», — Она скорчила строгую гримасу и показала язык зеркальной Анне.

В детстве она очень серьезно относилась к играм и требовала от взрослых, чтобы те, раз уж игра затеяна, непременно называли ее не Анной, а именем персонажа — будь то Пеппи Длинный чулок, Элли или Кристофер Робин. Взрослые, естественно, забывали и называли ее Анюткой, из-за этого дело нередко заканчивалось слезами. Детские забавы давно остались в прошлом, но повзрослевшая Анна сохранила искреннюю веру в обстоятельства игры и потому, старательно умываясь, она продолжала оставаться очень серьезной финской девушкой Анни Раппала. Надев шорты и майку-топик и наспех расчесав мокрые волосы, Анна захватила новенькую, подаренную дедом, цифровую видеокамеру и, звонко шлепая босыми ногами по светлым деревянным ступеням лестницы, поспешила вниз.