Дмитрий Красько - Охота на охотников

Путем нехитрых мыслительных комбинаций всплыло воспоминание, что в Советском РОВД я имею (в хорошем смысле слова) знакомого то ли опера, то ли какого другого дознавателя — в ментовских самоопределениях как-то не силен. Главное, что знакомый работал в означенном РОВД уже чертову уйму лет, имел там и положение, и определенный вес, а значит, должен быть в курсе, кто и чем дышит. Сей товарищ был мне не друг и даже не приятел — просто пару раз наши пути плотно пересекались, и я составил о нем довольно неплохое впечатление. В том смысле, что как мент он был справедливым, дотошным и здравомыслящим. Хотя как человек — брюзга, пьяница и матерщинник. Первое — огромная редкость по нынешним временам. Второе — совсем не редкость, и от таких людей меня порой в буквальном смысле слова тошнило. В другом случае я бы десять раз подумал, прежде, чем выходить с ним на связь, но в данном — на его человеческие качества мне было плевать. Он был мне нужен в качестве кладезя информации.

Сняв с плиты закипевший кофейник, я заварил кофе и, оставив его на столе остывать, прошел к телефону. Пару раз попал не туда, — поскольку телефоном знакомого мента не пользовался уже довольно давно, а с памятью хреново, — но в конце концов услышал в трубке хмурый голос:

— Советский райотдел.

Лаконично донельзя. Впрочем, он никогда особой велеречивостью не отличался.

— Николай Васильевич? — на всякий случай уточнил я.

— Ну?

— Это некто Мешковский вам звонит. Помните такого?

— Здравствуй, некто Мешковский, — проворчал он. — Что, опять во что-то влип? Стал свидетелем группового изнасилования депутата Государственной Думы политическими оппонентами?

Я хрюкнул, представив картину, но разочаровал его. И поведал о том, что, собственно, со мной приключилось.

— Да, Мешковский, — протянул он, когда я заткнулся. — Я в своей жизни многое видел. Я даже боцмана видел, который «Анну Каренину» от корки до корки три раза перечитывал, хотя при этом и не понял, зачем она под поезд кинулась. Но такого мудака, как ты, еще поискать надо. Как у тебя это получается? Постоянно в каком-то дерьме. Мне бы твое везение — я бы давно генералом был.

— А давай меняться, — предложил я. — Я тебе — свое везение, а ты мне — бутылку пива. Мне много не надо, я не жадный.

— Договорились, — хмыкнул он. — Ты зачем мне звонишь?

— Слушай, Николай Васильевич, — осторожно проговорил я. — Это дело передали какому-то Зуеву, а он вбил себе в голову, что я — наводчик.

— Нашел новость! Я тебя при нашем знакомстве тоже поначалу в подозреваемые записал.

— Но ты же меня свободы не лишал. А Зуев, натурально, очень хочет. А я не хочу свободы лишаться. У меня в неволе ноги потеют и прыщики вскакивают. Что за птица этот Зуев?

— Зуев, — Николай Васильевич покатал фамилию следователя на языке, словно опробуя на вкус, и сообщил: — Плохи твои дела, Мешковский. Зуев — это тебе не я. Я вредный, но отходчивый. А Зуев не отходчивый. Просто вредный и липкий, как репей. Если вбил себе в башку, что посадит тебя, то посадит, можешь быть спокоен.

— Да я спокоен, — растерянно пролепетал я.

— Это хорошо, — одобрительно заметил он. — Значит, теперь неторопливо, без суеты, можешь собрать все самое необходимое и вызывать «воронок» — пусть везут в СИЗО, все равно тебе его не миновать.

— Что, все так плохо?

— Хуже, чем ты думаешь. Он же, ко всему, у нас еще и пионер, всем ребятам пример. У него самая высокая раскрываемость в районе. Потому что если в кого-нибудь вцепится, обязательно что-нибудь нароет. Репей, говорю же. Я тебе даже больше скажу, Мешковский — если у него пасьянс не сходится, он может и из другой колоды картишку-другую взять. Сечешь?

— Секу, — я вздохнул. — А это ничего, что ты открытым текстом в прямом эфире про него такие вещи сообщаешь?

— Да плевал я на Зуева, — возразил Николай Васильевич. — Все равно дальше Сибири не сошлют. А мы уже в Сибири. Так что я тоже спокоен. Примерно как ты.

— Ну, а что посоветуешь-то? Я не хочу собирать все самое необходимое и вызывать «воронок». Я хороший человек, а хорошим людям в тюрьму нельзя. Они должны жить на воле, приносить другим радость.

Николай Васильевич довольно запыхтел в трубку. Видимо, я его развеселил. Знать бы, чем.

— Что я могу тебе посоветовать? — сказал он, пропыхтевшись. — Если дело ведет Зуев, то шансов у тебя в любом случае немного. Но попытаться можно. Возьми Ваню за пятую точку и убеди его в том, что ты не наводчик. Если ты сумеешь это сделать, если Ваня вслух признает, что ты не при чем, возможно, и Зуев изменит свое отношение к тебе. Хотя не гарантирую. Он, как я понял, к мнению Вани прислушивается.