Дмитрий Красько - Сопроводитель

И тем не менее я рискнул:

— По секрету скажу, Аня. Ты только никому больше не говори. Мне надо бежать отсюда. И чем быстрее, тем лучше.

— Куда? — удивилась она. — Мы же разобрались со всем. Тебя до утра никто в моей комнате искать не будет. Да и днем тоже. Ты даже, если захочешь, можешь пожить здесь какое-то время. Ты мне понравился.

Я подавился собственным языком. Спасибо, конечно, на добром слове, меня еще никогда так высоко не ценили, но я, право, смущаюсь…

— Я бы с толстым удовольствием, Анечка. Но надо бежать. Я же не знал, что там у твоего отца за сокровища хранятся.

— Ах, ты об этом, — поняла она. — Тогда конечно.

Все-таки молодец девчонка. Я расслабленно улыбнулся. Но после следующей ее фразы улыбка с моего лица сползла, словно вовсе не бывала:

— Но на полчаса-то можешь остаться? Всего полчаса, за это время ведь ничего не изменится.

Ах, герой-любовник хренов! Но ведь с шестнадцати лет закон уже не запрещает, правда? Ежели по обоюдному согласию… И полчаса действительно ничего не изменят… Я вздохнул и принялся раздеваться, чувствуя, как тяжело звенит начиненная арсеналом одежда.

— Что там? — спросила моя малолетняя насильница.

— Ключи от сейфа, — соврал я. — Только полчаса, не больше.

Дорога, дорога… На часах — четыре утра. С какими-то минутами. Впрочем, время неважно. Важна дорога. У меня к ней несколько странное отношение, не знаю, как у других. Не имеет разницы, на чем я еду — на машине, на поезде, на самолете; куда и зачем; неважно, что мелькает за окном — одинокие фонари ночного шоссе, телеграфные столбы — символ дембеля, или офигевшие от соседства с чудом техники птицы. Важно, что я — в дороге, я — двигаюсь.

Какой-то олух давным-давно сказал, что движение — жизнь. Он был слегка не прав, этот древний олух. Камень, падающий с крыши на голову случайному прохожему, тоже олицетворяет движение; но камень, падающий с крыши — это не жизнь, это — смерть. Он неживой. И прохожий тоже скоро станет неживой. Движение не жизнь, но когда жизнь в движенье, ощущение жизни многажды усиливается. Во завернул, а?! Но ведь так оно и есть. Когда я двигаюсь — еду, лечу, плыву, — у меня в принципе не может возникнуть ощущение, что я в этой жизни ненужный балласт. Я ведь еду, лечу, плыву, значит, я что-то делаю, правда? Значит, на то есть причины, значит, это кому-то нужно, и я, получается, небесполезен. Такая вот философия, такое вот отношение к дороге.

Но это так, к слову. Осознанно я об этом не думал. Вертел баранку и любовался видом залитого ночными огнями пригородного ночного шоссе, обрамленного пушистыми и почти живыми в бегущем отсвете фар деревьями и многочисленными рекламными плакатами. Некоторые из которых, в пику своему невзрачному дневному виду смотрелись весьма эффектно в контрасте света и тьмы.

А думал я о только что покинутом мною доме. Слегка о генерале. Больше, естественно, о его дочке. Экстравагантная девушка, ничего не скажешь. Наверняка в сложностях взаимоотношений между ней и родителем есть солидная доля ее заслуг. Но в данный период времени мысли мои были заняты все-таки не конфликтом отцы-дети. Меня беспокоил я сам. То, что я не смог перед ней устоять. Хотя всегда считал себя довольно волевым человеком. Впрочем, это лишь мое, сугубо личное, мнение. И потом, она была так молода, так свежа и привлекательна. В ее неопытности было что-то завораживающее. Я уже забыл, как это бывает с начинающими. Но, с другой стороны, и я был уже далеко не тот прыщавый юнец с непропорционально выгнутыми пальцами, и ощущения были совсем не те. Меня слегка мучила моя беспокойная совесть. Но ведь, опять же, шестнадцать — это самый сок. Раньше в этом возрасте замуж отдавали, и какой мужик не мечтает провести ночку, подобную моей нынешней? Если кто скажет обратное, можете смело высасывать ему глаз: он лжет.

Мне понравилось, да. Чего уж там. Тем более что я сам не ожидал такого теплого приема от обитателей этого дома. Дурацкого, между прочим, дома. С дурацкими нравами. Хотя… По собственному опыту я знал, что очень многие зажиточные семьи отличает именно это. Деньги людей портят. Деньги и власть. Есть две профессии на свете, способные в кратчайшие сроки превратить ангела в беса — бухгалтер и милиционер. Первый портится из-за обилия денег, проходящих через его руки, второго портит власть над людьми. Миллионерам в этом смысле еще сложнее — большие деньги подразумевают большую власть, и люди теряют человеческий облик в два раза быстрее. Начинают выдумывать какие-то свои правила игры, заставляя всех, кому посчастливилось попасть на их территорию, неукоснительно подчиняться им. Причем потомство совсем не обязательно подчиняется родительским правилам и частенько выдумывает свои. Получаются конфликты. Что, впрочем, не странно — закон природы. Но, поскольку возможности обоих поколений на порядок превосходят возможности обычного среднестатистического гражданина, эти конфликты выходят весьма жесткими.