Алексей Баскаков - Золотая чума

— Зачем же нам бегать? У нас скоро срокá кончаются. И вы могли бы с нами не ходить…

— Ладно, кончай болтать. Первухин! Глянь-ка, что с ним.

Один из зэков подошел к лежащему.

— Вроде геолог, гражданин начальник. Без сознания он. Истощен только — е-мое… Когда в сорок седьмом у нас из лагеря один в лес подался — его через неделю таким же доставили. О! Пулевая!.. Две пулевые раны! Кто ж его так… Гражданин начальник, а он не из той ли экспедиции, что проходила…

— Из той — не из той! Зэк — не зэк. Что делать — придется тащить. Берите-ка его.

Тут подал голос другой зэк, здоровенный детина:

— Гвоздь, слышь, вали его ко мне на плечи. Так сподручнее будет.

— Ого! Легкий-то какой… — С этими словами двое зэков закинули «находку» на плечи третьего — и процессия двинулась в обратную сторону.

27 июля 1965 года, аэропорт Шереметьево

В милицейском отделении царила обычная рутина. Все было как всегда, когда три вылета задержаны на неизвестный срок. Приволокли нескольких граждан, решивших скрасить ожидание чистого неба спиртными напитками и чересчур увлекшихся. Тут же присутствовали и постоянные посетители данного места — домодедовский поэт Игорь Панин и его друзья. Эти служители муз взяли привычку проводить свои поэтические шабаши в ресторане аэропорта. Сначала — чтение стихов, потом — творческие споры с упоминанием Евтушенко и Вознесенского, во время которых участники дискуссии иногда наносили серьезный ущерб ресторанной мебели и посуде. Одних объяснительных от этой компании хватило бы на издание небольшого сборника. Тем более, что сам Игорь Панин писал эти самые объяснительные исключительно гекзаметром. «Я, Игорь Панин, доставленный был в отделенье, взятый за то, что поспорил с придурком. Из Ленинграда. Он громко кричал, что Соспору никто превзойти не сумеет. Как ему было не дать по хлебалу?»

Начальник отделения был человеком культурным. Он аккуратно подшивал всю эту стихотворную продукцию в папки, но не давал делу никакого ходу.

— Ничего, может, потом за ними литературоведы будут охотиться. Есенин ведь тоже был не самым порядочным гражданином. Что с них взять, с поэтов?

Надо сказать, что в те времена поэты были примерно как сегодняшние поп-звезды. Они собирали стадионы — и писание стихов не считалось тогда признаком душевного заболевания. Задержанные в очередной раз поэты чувствовали себя в «гадильнике» вполне непринужденно. Они продолжали во весь голос вести дискуссии о литературе.

— Да что ты мне лезешь со своим Евтушенко? Кто он? Да никто! Просто…

— Эй, а ну не выражаться! А то поедете у меня на пятнадцать суток! — прикрикнул на них дежурный.

Поэты на секунду примолкли, но потом начали снова:

— А вот ты Высоцкого слышал?

— Да какая это поэзия? Крик и хрип.

— А за Высоцкого я тебе знаешь что сейчас…

— Я ж вам сказал: утихните! А то ведь, честное слово, отправлю на полмесяца улицы подметать…

В общем, обстановка в отделении была будничная и, можно даже сказать, душевная. И вот тут-то случилось ЭТО.

Двери отделения распахнулись и на пороге возник милиционер Агафонов. Он прибыл не один, а с добычей. Агафонов волочил за руку невысокого, но жилистого мужичка, удивительно похожего на хорька.

— Ну что ты мне руку ломаешь? Я и сам пойду! — орал тот.

При взгляде на задержанного сразу становилось понятно, какого рода рыбу поймал молодой милиционер. Руки мужика были изукрашены синими татуировками, свидетельствовавшими, что тюрьма — если и не родной его дом, то уж точно привычное пристанище. Лицо же Агафонова напоминало морду подростка-кота, который словил свою первую мышь и теперь несет ее, чтобы похвастаться маме-кошке.

Агафонов совсем недавно сменил зеленую армейскую форму на синюю милицейскую. Как все новички, он мечтал тут же переловить всех, кто кое-где у нас порой… По крайней мере, на вверенной ему территории аэропорта. Как и многим другим, ему пришлось убедиться: милицейская служба — занятие не самое романтичное. Скорее тяжелое, грязное и однообразное. Но кто ищет — тот всегда найдет. Вот улыбнулась судьба и Агафонову.

— Товарищ старший лейтенант, задержан человек, забиравший из автоматических камер хранения чужой чемодан.

Слава тебе господи! Дело в том, что в последнее время в аэропорту участились случаи краж в автоматических камерах хранения — недавно появившейся новинке. Идея, конечно, хорошая — кидаешь себе денежку, набираешь шифр — и клади вещи. Никаких очередей, приемщиков и квитанций. Но возникли трудности. Оно и понятно. Прилетает, допустим, бабушка из глухой деревни и смотрит на камеру хранения как баран на новые ворота. Не понять ей ее нехитрого устройства. Вот она и кличет доброхотов: