Алексей Баскаков - Золотая чума

— Геннадий Сергеевич, — осторожно начал Кот, — а все-таки что это за люди по нам лупили? Это ж прямо какой-то Дикий Запад…

— Дикий Восток! Это повеселее будет. А что такое, если вникнуть, тот же Дикий Запад? Сильные мужики ринулись за золотом, а закон за ними не поспевал. И все отлично. Сами решали — кто прав, кто виноват. У нас здесь тоже закон не поспевает. Есть, к примеру, в Атке мент участковый. Живет по соседству. Так его трезвым видят только по большим праздникам. Павло к нему уже с бутылкой побежал. А то, не дай бог, сюда на огонек заявится. Пожировать на халяву.

— Так тут-то золото государственное.

— Золото, Леша, скажу тебе по секрету, бывает разное. Не только государственное. Так что нормальные мужики и тут смогут нормальную жизнь наладить. Не все ведь на государство пахать. Оно, конечно, это любит. Коммунистам страшно нравится, когда на них горбатятся. Это я хорошо знаю!

В голосе Старкова послышалось ожесточение, глаза сверкнули.

— Я за тобой наблюдаю, ты парень нормальный. Вот и подумай — почему ты должен работать на дядю, который сидит в большом кабинете и только и делает, что учит тебя жить? Я, если любопытно, знаешь, как сюда попал? В трюме парохода «Охотск» в тридцать четвертом. Тогда на месте Магадана стояла только база для якутов, а вокруг палатки. И не буду говорить, что безвинно меня сюда направили. Пусть так коммунисты кричат, которые друг друга стали жрать и в результате все здесь оказались. Те, кто не в могиле, конечно.

Старков выпил и продолжал с еще большим напором:

— А знаешь, за что я попал? Моего батьку кулаком объявили — потому что он работал, а не на печи лежал. Так он не стал ждать, пока за ним придут. Откопал обрез да с моими двумя старшими братьями да со мной в лес подался. Мне тогда шестнадцать было, в тридцатом. В конце концов попались, конечно. Я один в живых и остался. И на десять лет сюда… Вот эту трассу, по которой мы ехали, я строил. Летом — комары, зимой — метели и мороз под тридцать. А ты вкалывай. В обледеневшем бушлате. Кирками да лопатами работали. Лошадей жалели больше, чем нас. Потому что их мало было. Если возчик на сани присел — его под суд. Еще пятерку вешали — за вредительство. Так вот десятку и оттянул. А в тридцать седьмом продовольствия не подвезли. Не сосчитали, сколько зэков сюда переправили. Тогда все загибались — и мы, и чекисты. Знаешь, что такое цинга? Так вот лучше бы тебе этого и не знать никогда. Потом много начальников за это постреляли… В том числе и Берзина — того, который всю эту кашу заварил.

— А потом?

— А что «потом»? Стал вольняшкой. Это вроде как был рабом, стал крепостным «Дальстроя». Деньги, конечно, платили хорошие. Во время войны, когда на материке люди с голодухи пухли, тут все было — и тушенка, и водка, и сгущенка. Я много где работал. И шофером, и с геологами ходил. Всю Колыму облазил.

Старков обернулся к девицам, которые сидели тихо и не выступали.

— Девчонки, идите погуляйте. У меня к дружку разговор серьезный.

Когда за девушками закрылась дверь, Геннадий Сергеевич пристально и жестко посмотрел на Кота.

— Так вот, Леха. Я тебя конкретно спрашиваю. Ты, я вижу, парень крутой. И стреляешь без промаха. Так вот я и говорю — хочешь со мной? Заниматься настоящим делом? И не на государство работать, на себя. Честно скажу — дело это опасное. Ведь в следующий раз такие вот парни, которые сегодня по нам лупили, могут и не промахнуться. А могут и дяди с погонами явиться. Но ты, я гляжу, не трус. Так вот. Ты человеком себя будешь чувствовать. Серьезным человеком, а не винтиком, которому сказали копать — он копает. Сказали не копать, он не копает…

Вот оно, настало! То, ради чего капитан Мельников разговаривал с Котом.

— Ну что? Или ты комсомолец-активист?

— Какой я, на хрен, активист? За свою детдомовскую кашу и койку я этой власти отслужил… — Леха и сам не понимал, откуда к нему приходят нужные слова и интонации, но чувствовал, что говорить следовало именно так. — Я с вами готов. Только вот что делать-то?

— Расскажу со временем. Мы, брат, тут такие дела заворачиваем… Эй, красавицы, айда обратно!

Девицы вернулись к столу и облепили мужчин. Старков принял добродушный вид.

— Вот, сказал я про комсомольцев-добровольцев, и вспомнилось вдруг. Видал я здесь таких. Сначала-то ведь их силами собирались все это строить. Да только кишка у них оказалась тонка. Это ведь не на собраниях про мировую революцию кричать. Как морозы начались, так они всеми правдами и неправдами побежали на материк. Руки себе рубили топорами. Так ничего из того комсомольского путешествия путного и не вышло. Пришлось Чека звать и зэков везти. Вот чекисты — те ребята крепкие.