Сергей Бакшеев - Опереди, если успеешь

Вода быстро прибывала. Дети уже стояли по грудь в темной жиже. Вдобавок появился неприятный дополнительный шум. Михаил выглянул в коридор и, мало что различая, понял, что взрыв проделал в корпусе яхты рваную пробоину.

— Срочно уходим! — скомандовал Давыдов. — Идите вперед.

В трюме стало совершенно темно. Они на ощупь пробирались по затопленному коридору, расталкивая плавающие предметы. Уровень воды уже и Давыдову дошел до груди.

— Я не умею плавать! — взвизгнула Дина.

Михаил подхватил ее здоровой рукой и спросил Юру:

— А ты умеешь?

Толстый мальчик уверенно бултыхался впереди и первым достиг лестницы наверх. Он взобрался на ступеньки, толкнул дверь и зарыдал:

— Она закрыта. Не открывается.

Михаил поставил Дину рядом с Юрой и пожалел, что выронил ломик, пока нес девочку. Найти его теперь нереально.

— Держитесь за перила и пропустите меня вперед.

Он прошел к двери, дернул ручку. Дверь оказалась закрыта на замок. Он попробовал ударить ногой, но под водой это вышло неловко. Надавил плечом, показалось, что дверь поддается.

Вода уже полностью затопила трюм. Они оказались под колпаком высокой ниши перед дверью. Но между поверхностью воды и верхней точкой потолка оставалось сантиметров сорок, и это расстояние зримо сокращалось. У детей уже не было сил на крики и эмоции. Юра зацепился за решетку потухшего плафона на потолке, Дина держалась за него.

— Двадцать секунд, — шепнула Дина, и Михаил понял, что она уже видит, как вода поглощает их с головой.

Давыдов ударил плечом в дверь. Кроме взметнувшихся брызг, никакого эффекта.

— Семнадцать секунд!

Он повторил удар — тот оказался еще слабее. Чтобы вынести закрытую дверцу, требовалось разогнаться, но такая возможность, увы, исключалась.

— Пятнадцать секунд!

Михаил в отчаянии ударил по проклятой двери обеими руками и с силой прикусил губу, чтобы подавить стон. Левое плечо пронзила острая боль, но дети не должны видеть его слабость!

— Двенадцать секунд!

«Если как следует упереться, тогда удары будут сильнее». Он нащупал ногами перила лестницы, уперся боком в вертикальные стойки, согнул ноги, сжался и быстро распрямился. Дверь дрогнула под ударом плеча, но устояла.

— Десять секунд!

— Хоть бы кто-нибудь заметил, что яхта тонет! — в сердцах выкрикнул Юра.

В это время бравый морской капитан Михалыч пребывал в отличном настроении. На новогодние праздники его дочь Ирина приехала из Ростова-на-Дону с молодым мужем Саркисом. Новогоднее застолье как нельзя лучше подходило для снятия барьеров между поколениями.

— Знаешь, на какой я яхте хожу? Лучшая на всем побережье, — хвастался зятю подвыпивший капитан. — Это в Монако и Каннах много таких, а у нас, тьфу, катер дохлый купят и яхтой называют. Пойдем, я тебе покажу.

— Куда? У нас такой красивый стол, загляденье, — миролюбиво сопротивлялся Саркис, нахваливая тещины блюда.

— На балкон! — не унимался Михалыч. — Наши апартаменты с видом на море. Сиа вью, как говорится.

— Далеко. Не разглядим.

— Обижаешь, у меня морской бинокль! Это тебе не театральная игрушка.

Михалыч силком вытащил зятя на балкон, обнял за плечи и шумно задышал в щеку.

— Бери бинокль, Саркис. Направление зюйд-вест. Туда — налево.

Молодой человек обеими руками держал тяжелый бинокль, пытаясь поймать фокус.

— Упрись локтями, настрой под себя, — руководил зятем Михалыч. — В море недалеко от берега огни светятся и гирлянды мигают. Видишь?

— Ничего не вижу. Только волны.

— Да как же так! Дай сюда. — Михалыч выдернул бинокль, приставил к глазам, отошел в правый угол балкона. — Эх, черт. Дом загораживает. Давай выйдем на улицу.

Саркис поежился и предложил:

— Может, лучше коньячку?

— Согласен. Еще по одной — и на улицу. Ты должен увидеть мою яхту!

Сохраняя упор ногами, Михаил повторяет удар в дверь. Потом еще и еще раз! Он погружается в воду и сжатой пружиной выскакивает из нее на преграду. Глубокий вздох, погружение в воду и резкий выпад плечом одновременно с выдохом. Сквозь шум брызг ухо улавливает отсчет девочки:

— Восемь секунд, семь…

«Я должен успеть!»

— Шесть… пять… четыре…

Михаил чувствует, что замок и петли расшатываются, с каждым разом дверь прогибается больше. Но хватит ли у него сил, а главное — времени?

— Три секунды, две…

— Я захлебываюсь!

Крик принадлежит Юре. Он действует как удар кнута на загнанную лошадь. Собрав остаток сил в комок, Михаил отчаянно бьет в дверь. И она рушится! Давыдов вместе с потоком воды вваливается в холл перед каютами пассажиров. За ним, отплевывая соленую воду, вплывают дети.