Елена Караваешникова - Офицеры

— Вернем.

— А что вы делали в пять утра на аэродроме?

— Провожали московских, — Шуракен интонацией дал понять, что тема закрыта.

В обычный день после четырех часов дня Ставр и Шуракен отправились бы в казармы и продолжили занятия с курсантами, в клуб они пришли бы ужинать и провести вечер. Сегодня им представилась нечастая возможность свободно располагать собой до завтрашнего утра, когда свирепый сержант Шелумба построит курсантов на плацу к началу занятий.

После обеда спецы зашли в бар и выпили по первой рюмке джина. Вертолетчики остались пить дальше, а Ставр и Шуракен отправились в бильярдную, надеясь найти там доктора Улдиса. Их надежда оправдалась, что, впрочем, было неизбежно, потому что начиная с двух часов дня док Улдис каждый день обретался здесь.

Сорокасемилетний худощавый и стройный мужчина, темноволосый, с четким удлиненным лицом и коротким ястребиным носом, док Улдис исполнял свой долг полевого хирурга в Эфиопии, на Суэцком канале и бог знает где еще. Он принимал участие в ликвидации последствий нескольких ужаснувших мир катастроф и стихийных бедствий. В данный момент он небрежно командовал парадом в санчасти русской колонии в Сантальяне. Это было все равно что оказаться в депо на запасных путях, если не сказать проще — в жопе. И так как большую часть времени он проводил в бильярдной, то однажды Ставр поинтересовался, не утратил ли док навыки своего основного ремесла.

— При необходимости я вырублю и прооперирую тебя в любой воронке от снаряда, — с характерным латышским акцентом сказал док Улдис.

Увидев появившихся в бильярдной спецов, он обрадовался.

— Для начала по двадцать долларов, — предложил он, — и я даю пять очков форы.

Пять очков форы нисколько не умаляли достоинства Ставра и Шуракена, потому что в сравнении с доком оба играли одинаково плохо. Им недоставало опыта.

— И кого вы хотели перекатать? — спросил док Улдис, записывая себе первую игру. — Дока Улдиса хотели перекатать? Нет, мальчики, дока вам не перекатать. Продолжим?

— Продолжим, но прежде зальем горючее в баки, — сказал Шуракен.

Он положил кий и двинулся в бар.

— Зайдите в санчасть, возьмите антибиотики, — сказал док Улдис, когда они со Ставром вышли из бильярдной следом за Шуракеном.

— Спасибо, еще не кончились.

— Очень плохо. Не боитесь вы, ребята, малярии, а зря не боитесь. Она ведь, как птичка, прилетит и сядет.

— Да ладно, док. Знаете, какой радиус дальности полета комара? Десять метров, мы с вертолетчиками прикинули. Хрен ли ему летать дальше? Для переноса малярии он еще должен укусить кого-нибудь больного, а здесь, в резиденции, «малярки» ни у кого нет. Получается, антибиотики зря жрать себе же хуже. А вот промедол, кстати, кончился.

— Что ты говоришь? И с чего он вдруг кончился? Не припомню, чтобы кто-нибудь из вас приползал ко мне с рваной шкурой.

— В последнем рейде один черный поймал трассирующую пулю, и трассер взорвался внутри. Пока мы его до госпиталя тащили, вкололи все, что было, пять доз.

— Ну с пяти доз вы его, надеюсь, вырубили?

— Не надо цинизма, док, — строго сказал Ставр. — Мы не употребляем наркотики. Это вопрос выживания, сегодня я поймаю кайф, а завтра депрессуху. Руки у меня будут дрожать, глаз — тухлый, и мне прострелят башку.

Шуракен шел впереди, и его спина перекрывала Ставру обзор большей части бара. Но в минуты опасности спецы понимали друг друга, как собаки, на телепатическим уровне. Поэтому, когда напрягся Шуракен, Ставр прежде ощутил, как рефлекторно напружинились его мускулы, а потом увидел генерала Агильеру.

Устрашающий, как черный смерч, который ломает и разрывает на куски все живое на пути, генерал двигался им навстречу. На нем был обычный тропический камуфляж, но голову венчала имперская фуражка с золотым гербом и роскошными галунами. Под ней, как черная дыра, зияло эбонитовое лицо и неукротимой яростью горели зрачки. Вихрь ужаса, который он распространял вокруг, поднял сидевших в баре сантильянских офицеров, они вытянулись и оцепенели, выпучив на генерала фарфоровые белки.

Сквозь кровавую завесу, застилавшую глаза, генерал Агильера не увидел никого, кроме Шуракена, который обозначался в пространстве бара как монумент.

Огромными шагами генерал преодолел разделявшую их дистанцию и, с ходу размахнувшись, двинул Шуракена в челюсть. Этот удар отправил бы в нокаут любого, но Шуракен относился к той породе мужиков, которые держат даже удар копытом. По семейным легендам, его прадед валил жеребца, схватив его за задние ноги.