Елена Караваешникова - Офицеры

— Все условия договора были соблюдены. Или я должен был получить твое разрешение?

— Да пошел ты…

Женя открыла дверь и осталась стоять на пороге, прислонившись плечом к косяку. Шуракен бросил на нее короткий взгляд; он стыдился выдать свою боль и свою любовь к ней. Так ничего и не сказав, Шуракен вытащил из-под крыльца канистру с горючим для лодочного мотора и пошел к привязанной к мосткам лодке.

— Егор, что происходит? — спросила с тревогой Женя.

— Пора возвращаться в Москву.

Женя села на крыльцо рядом со Ставром. Он обнял ее за плечи. Вдвоем они печально смотрели, как Шуракен идет по мосткам к покачивающейся на спокойной волне лодке. Над водой клубился туман, и казалось, что он идет над кипящей водой.

После возвращения в Москву жизнь снова вошла в наезженную колею. Сашка Гайдамак не делился ни с кем своими переживаниями, боль безответной любви он глушил работой. На его месте обычный человек, не способный справляться со своими эмоциями, впал бы в депрессию, запил, поссорился бы с другом, возненавидел любимую или нашел случайную жертву, на которой начал бы вымещать собственную неудачу. Но Гайдамак был натурой цельной и волевой, а кроме того, он обладал врожденным благородством и чувством справедливости. Он считал, что любовь к Жене — это только его собственная проблема, и он не имеет права превращать свои чувства в проблему для друзей.

Егор оказался самым неподходящим человеком для Жени. Он мог дать ей только интересный секс, игру, приключение. А она хотела тихого счастья в ломе, полном детей. Но Егор вырос в брутальном мире исключительно мужских интересов. После гибели его матери женщины в доме генерала Осоргина появлялись только в роли нянек и домработниц. Но у Егора все же было свое представление о семейной жизни — он точно знал, что не позволит втянуть себя в это тоскливое мероприятие, о котором мечтала Женя. Всего этого она не понимала. Она была еще слишком юной, и любовь была для нее самым главным в жизни.

Несмотря на то что период обучения для Ставра и Шуракена уже завершался, режим занятий и тренировок по-прежнему оставался напряженным. Парни иногда позволяли себе ворчать на Подшибя-кина за то, что Старый Диверсант с присущей ему невыносимой настырностью заставлял их снова и снова повторять то, что они могли уже сделать в любом положении и при любых условиях.

— Повторение необходимо не для заучивания движений, — объяснял Подшибякин, — а для активизации программы боевых действий. Вы не спортсмены. Противник не будет ждать, пока вы разогреетесь и подготовитесь к бою. Вы должны реагировать мгновенно. А программа — она не в мускулах, она в голове.

Подшибякин принялся разворачивать небольшой сверток из синей шерстяной материи; похоже, это был лоскут, отрезанный от старых «олимпийских» штанов. В свертке обнаружился тренировочный нож.

— Я вам покажу один прием из серии тех, что называются приемами последнего шанса. Это на случай, если вас атакуют внезапно с очень короткой дистанции и времени ни на что другое уже просто не будет. Возьми нож, — Подшибякин протянул нож Шуракену. — Бей меня.

Шуракен сделал выпад и попытался ударить Подшибякина безопасным тренировочным ножом в живот, но Подшибякин перехватил его руку за запястье и за локоть, мгновенно вывернул, и нож «воткнулся» Шуракену под сердце. Клинок тренировочного ножа при ударе ушел в рукоятку, а когда Шуракен отвел руку, пружина выбросила его обратно.

— Показываю в рапиде. Бери нож. Наноси удар медленно. — На сей раз Подшибякин работал со скоростью замедленной кинопленки, фиксируя каждую стадию и комментируя свои действия. — Беру в захват. Тяну нож на себя. Сгибаюсь, веду нож параллельно корпусу. Ухожу с директории удара. И переламываю его руку в локте. Вот так. Поняли этот сюжет? Давайте поработаем. Егор, ты нападаешь. Пока медленно. Саня, помни, все просто: захват, тянешь на себя, переступаешь, переламываешь. Это как вальс.

Ставр встал в стойку, готовясь атаковать Шуракена.

В разгар тренировки Подшибякин заметил, что на плацу появился человек в камуфлированных штанах и куртке. На вид около пятидесяти, среднего роста, плотный, с мягкой по-медвежьи походкой, с чуть замедленными, вроде ленивыми, движениями. Крупную, крепко посаженную на немного обвислые тяжелые плечи голову обтягивала черная трикотажная щапка. В руках пришелец держал сидор из все той же камуфляжной ткани.

— Поработайте сами, — приказал Подшибякин и пошел навстречу гостю. — Здорово, Андреич.