Андрей Щупов - Звериный круг

Он уже сидел за рулем, когда из-за угла дома показалась светло-зеленая «Нива». Видимо, заслышав стрельбу, резервисты решили, что пришел и их черед пошуметь. Валентин переключил передачу на задний ход, и, дернувшись, автомобиль пошел набирать скорость.

— Держись, Коля!

Чего-чего, а этого водитель «Нивы» от них никак не ждал. Тяжелый «УАЗ», как рассерженный бычок, боднул его с разгона, разбив фары и смяв решетку радиатора. Светло-зеленый преследователь немедленно заглох. Валентин рванул рычаг передачи. Откуда-то сбоку, размахивая наганом, выскочил один из недавних пассажиров. Вильнув рулем, Валентин ударил его бортом, отбросив в заросли акации. «УАЗ» в самом деле превратился в разъяренное парнокопытное. Ну, кто там еще попробует, пикадоры задрипанные! Нет желающих?.. Тогда догоняйте!.. Уносясь от беспорядочной стрельбы, Валентин вдавил педаль газа в пол до упора.

Всем хорош «УАЗ-469» — и прожорливостью, и нравом козлиным, и проходимостью, но — вот закавыка! — нет в нем настоящей резвости! Скорости гоночной нет. Машина с ревом мчалась по шоссе. Стрелка спидометра отплясывала горячечный танец возле стокилометровой отметки. Большего Валентин выжать из своего зверя не мог. Хотя и этого было пока достаточно. Девяти-и пятиэтажные застройки кончились, город сгорбился до деревянных хибарок, а вскоре пропал и вовсе. Справа тянулась широченная труба газопровода, слева за мелькающими тополями проплывали некогда колхозные, а ныне буйно заросшие сорняком поля. Они продолжали мчаться на пределе возможностей машины. Взгляд не успевал проследить за окружающим. Единственное, что оставалось незыблемым, было бездонное небо — гигантское голубое лицо, со скукой взирающее на землю, на паутинку дорог, на копошащиеся точечки машин. Вот уж действительно суета сует! Если смотреть на мир с такой высоты.

— Коля! Зачем ты это делал? — Валентин на секунду обернулся. — Зачем ты убивал их всех? Что на тебя нашло?

— Армия!.. — Николай выплюнул слово, точно грязное ругательство. — Они все были со мной в армии.

— Армия? — Валентин удивленно замолчал. — Ты служил в армии?

— Служил… — Николай хмыкнул. — Отбывал!.. Это они меня таким сделали.

Все было бы иначе, если б не эти скоты.

Валентин нахмурился:

— Значит, ты мстил?

— Мстил? — Брови Николая полезли вверх, словно он впервые задумался над тем, что творил. — Я… Я искал себя. В каждом из них. По кусочкам.

— Но ведь все в прошлом, пойми!

— В прошлом. — Голова Николая вяло кивнула. — А прошлое — все тут. — Он пристукнул себя по груди. — Все до крупиночки.

— Неужели ты специально разыскивал каждого?

— Я нашел ротного писаря. — На губах Николая вновь показалась пена.

Дрожащей ладонью он вытер ее и зябко поежился. — Он дал адреса остальных. Я просил будто бы для переписки, и он дал. А потом…

Потом я стал ходить за ними, некоторых поджидал в подъездах. И ножом… С рубчатой рукояткой. Ты сам сказал: так безопаснее.

— И скольких ты уже?.. — Валентин не договорил.

— Пятерых. А всего одиннадцать адресов. Шестеро ходят по земле… Еще живы.

Еще живы…

Валентин содрогнулся. За что же нам все это, Господи!

— Они забрали мою жизнь, — лепетал Николай. — Поделили на одиннадцать частей и забрали.

— А теперь? Теперь тебе легче? После того, что ты сделал с ними?

— Легче!

Николай произнес это с такой убежденностью, что Валентину сделалось не по себе. Вот и попеняй такому! Да и поздно уже пенять. Все худшее уже сделано.

Пять трупов — это не пять украденных карамелек, которые можно вернуть, — это пять жизней, за которые общество готово распять на кресте и сжечь. Без напутственных речей, без малейшего содрогания. Потому что жизнь провинившегося — не в счет. Не тот баланс и не та арифметика. Николай жив, но кому какое дело до его армейских ужасов.

На короткий миг Валентину стало страшно. С кем же он едет? С монстром, ведущим кропотливый счет своим жертвам? А сам он? Разве не такой же монстр, который всего час назад подвел под монастырь нескольких человек? Николай был болен, за плечами Николая стояла месть — аргумент жуткий, но убеждающий. А что стояло за плечами Валентина? Робингудовское желание поживиться напоследок? Две жизни в обмен на сто кусков? Ведь «жучки» и прочие премудрости — все делалось для того, чтобы основательнее выдоить бандитскую кассу. Вот и получается, что не ему, Валентину, пенять и взывать к раскаянию!

Автомобиль вновь тряхнуло, и это вывело его из задумчивости. С запозданием он обратил внимание на то, что Николай о чем-то рассказывает.