Андрей Щупов - Звериный круг

Николай ринулся вперед, но наткнулся на выброшенный кулак. Радугой полыхнуло в глазах, и он без сил опустился на колени.

— На кого клюв поднял, плевок! — Старшина шагнул к нему и ударил в грудь.

Николай с хрипом опрокинулся на кирпичную стену. Затылок обморочно загудел, в горле болезненно клокотнуло. Прыгнув к лежащему, скользкими от крови руками Костылев принялся его душить. Николай змеей извивался под ним, силясь вырваться. На мгновение взор Костылева упал вниз, и оба вмиг осознали, что сейчас произойдет. Описав короткую дугу, нож вошел в тело Костыля с омерзительным хрустом.

— Вот погань! Ты же меня… Ты же меня зарезал… — Обмякнув, старшина еще больше навалился на Николая. Грузное раздобревшее тело не желало расставаться с жизнью.

Напрягая силы, Николай пытался оторваться от него, но руки врага будто прилипли к нему. Он отбивался ножом и кулаками, но все было тщетно. Словно огненный смерч ворвался под арку, дрогнувшей спиралью коснулся головы Николая.

Воздух взорвался перед глазами обезумевшего человека, он почти ослеп.

Реальность перестала существовать, вокруг царила багровая пустота, и посреди этой пустоты зловещим провалом чернел рот врага, язвительно шевелящийся, изрыгающий ругательство за ругательством. Эти губы, этот язык были ему знакомы.

Сколько раз с дьявольской артикуляцией они источали словесный яд! Сколько ненависти проистекло через это зубастое отверстие! Теперь Николай возвращал все сторицей…

Очнулся он от женского крика. Какие-то люди маячили вдали, показывали в его сторону руками. Оторвавшись от безжизненного тела, спотыкаясь на каждом шагу, Николай метнулся через улицу. Кто-то шарахнулся от него, со скрежетом затормозила машина. Почти не видя, куда бежит, сквозь крики он мчался по неведомому маршруту. Глухие дворы, заборы, развешенное на столбах белье…

Паника осталась далеко позади, никто не преследовал беглеца.

Остановившись возле какой-то лужи, Николай хрипло рассмеялся. Зачерпнув в пригоршню воды, стал смывать с себя кровь. Случайному подростку, скользнувшему по нему взглядом, с подобострастным смешком пояснил:

— Краска… Это я краску смываю.

Подросток равнодушно отвернулся.

Район, где жил Александр Петрович Заварский, строился в скудные пятидесятые. Двухэтажные оштукатуренные дома, кряжистые и одинаково окрашенные, группировались аккуратным каре. Загадочным образом машина разрушения и капитального строительства обошла ухоженный квартал стороной. Слева и справа горизонт плечисто загораживали панельные «коробки», девяти— и двенадцатиэтажные «утюжки», но здесь все было по-деревенски приземисто и уютно, и, вероятно, по контрасту с окружающим, квартал, в котором обосновался босс, напоминал крохотный оазис. Кстати говоря, сам Алоис называл его заповедником.

Все на том же стареньком «жигуленке» Валентин въехал в «заповедник» и остановился. Он бывал здесь уже не раз и потому, выбравшись из машины, уверенно зашагал к логову Алоиса. Впрочем, проявлять неуверенность в этих местах не рекомендовалось. За двориком ежесуточно наблюдало несколько пар глаз. Мир и спокойствие в «заповеднике» царили лишь на первый поверхностный взгляд. В действительности это было гнездовье опаснейших змей. Компании молокососов и заплутавших пьянчужек выставлялись отсюда в два счета, и только по той простой причине, что право на шум и буйство здесь принадлежало другим.

Подойдя к обшарпанному подъезду, Валентин дважды утопил пуговку звонка. В ожидании с любопытством осмотрелся. Все-таки Алоис неплохо устроился. Сулику будет непросто разделаться с ним. Большую часть домов, окружавших резиденцию, населяли приспешники босса. Квартал напоминал маленькую крепость, и всякий попавший в нее рисковал остаться здесь навсегда.

Коротко громыхнул засов, дверь приоткрылась. Валентин отметил про себя, что не услышал ни трели звонка, ни шагов подошедшего, — звукоизоляция была отменной. Две двери — внутренняя стальная и внешняя, усиленная, из прочных пород дерева. Само собой, имелась и телевизионная оптика, позволяющая внутреннему дежурному, не сходя с места, обозревать весь двор. Валентин изобразил на лице радушную улыбку. Человек, отворивший ему, держал на поводке широкогрудого ротвейлера. Юнец с румянцем во всю щеку, с едва заметным пушком на верхней губе. Пес смотрел на гостя с мрачноватой решительностью, и та же решимость читалась в глазах охранника.