Андрей Щупов - Звериный круг

Машина, на которой приехал враг, скрылась из виду. Должно быть, он добирался сюда на такси. Дождь продолжал моросить, и тополя, превратившиеся в гигантские кисти рук, покачивались, махая вслед всему уходящему. Судорожно проглотив скопившуюся во рту горечь, Николай поднял воротник и вышел под дождь.

Отойдя на десяток-другой шагов, оглянулся.. Ему показалось, что из подъезда выпорхнуло искристое облако, покачиваясь, поплыло вверх. Навстречу ему из-за крыш выдвинулись знакомые субмарины. Они снова опоздали! Николай хрипло засмеялся. Пригнувшись, побежал через парк, не разбирая дороги, оскальзываясь в мокрой траве, петляя между деревьями.

Валентина разбудила до боли знакомая мелодия. Должно быть, где-то на этажах играло радио. "Утро красит нежным светом стены древнева-а Кремля!

Просыпается с рассветом вся советская земля…" Открыв глаза, он долго лежал, вспоминая, когда слышал мелодию в последний раз, а вспомнив, улыбнулся. Никогда раньше она ему не нравилась, но вот прошло время, и что-то переменилось. Должно быть, к песням детства и юности испытываешь особое снисхождение. И ничего тут не попишешь. Зыкина, Лещенко, Кобзон и даже Пахмутова — все теперь слушалось как-то иначе, сердце с легкостью откликалось на наив прошлого, на то, что когда-то казалось неискренним, откровенно заказным.

Потянувшись, Валентин сел. Солнце проникло в комнату, умудрившись превратить захламленное пространство в нечто пестрое и лучезарное. Как все-таки много зависит от того, с каким настроением встречаешь утро, с какой ноги встаешь!

Схватив полотенце, пасту и зубную щетку, он помчался в бассейн. Пробегая мимо деревянных скамеек у входа в сауну, подмигнул укутанному в простыню увальню.

Увы, в бассейне уже плескались гладкокожие русалки. Вчерашние танцовщицы отмывали ночные грехи в водах спорткомплекса «Энергия». Роль Нептуна, к удивлению Валентина, исполнял фиксатый сторож со склада. Под куполом, разрисованным гербами союзных республик, громыхал басовитый хохот, русалки нетрезво повизгивали. Валентин скользнул взглядом по разбросанным вдоль мраморного бортика трусикам и лифчикам, не задерживаясь, прошел в душевую.

Здесь оказалось тоже занято — какая-то девица, совершенно голая, разбросав по кафелю полные белые ноги, сидела под маленьким теплым водопадом и громко икала.

Валентин, поморщившись, прошел в самую дальнюю кабину. Там он с удовольствием покрутился под режущими струями, охнул, полностью отключив горячую воду и, наскоро почистив зубы, докрасна растерся полотенцем. Возвращаясь, заглянул в атлетический зал, подергал рычаги и педали силовых тренажеров, но особо утруждать себя не стал. Для кряхтения и пота час был чересчур ранний.

Однако покряхтеть все же пришлось. Карп, сторож с первого этажа, встретил его на полпути и попросил помочь. Отвертеться не удалось. В функции сторожей иногда входила и утренняя «санобработка» заведения. Начиная с десяти часов спорткомплекс переходил на легальное положение, впуская пловцов, акробатов и прочих энтузиастов, занимающихся в самых различных отделениях и секциях.

Заявлялся тренерский состав, и потихоньку подтягивались группы абонементщиков.

Таким образом, к этому часу спорткомплекс должен был иметь респектабельный вид, и голые дамы в мужских душевых, равно как и детали интима, разбросанные где попало, не должны были шокировать посетителей.

Шикнув на русалок в бассейне, они перетащили икающую красотку в женский душ, где и сдали на попечение подругам. Фиксатому дали по уху, и он вприпрыжку бросился подбирать дамское белье. Труднее пришлось с Мартынычем, человеком Малютина, ведающим бухгалтерией комплекса. Непосредственному начальнику не скажешь, что от него воняет, как от козла, а Мартыныч, будучи в подпитии, становился на редкость агрессивным. Карп получил от него оплеуху и в растерянности отступил. Рухнув на четвереньки, бухгалтер брызгал слюной и сыпал угрозами, обещая сгноить, растоптать и утопить. Никаких слов он не желал слушать.

— Чего делать-то? — Карп взглянул на напарника.

— Молчать. — Валентин наклонился к Мартынычу и тыльной стороной ладони ударил его чуть ниже уха. Бухгалтер, хрюкнув, повалился на пол.

— Ты же его убил!

— Убьешь такого кабана! Очухается, не волнуйся. Снесем в подвал, а там пусть разбираются.

— Он же потом — это!..

— Правильно. Если будешь болтать. Только ни черта он не вспомнит. А вспомнит — скажем, что упал и ударился.