Андрей Щупов - Звериный круг

— Перепихнемся? — Он весело стукнул перчаткой о перчатку. — Или слабо?

— С Яшей перепихивайся. — На всякий случай Валентин поправил на плече сумку. — Чапа сюда не забегал?

— А что ему здесь делать? Как всегда, на месте. Или дрыхнет где-нибудь в уборной. Дождется, что выгонят в три шеи. — Сазик сделал выпад, но Валентин отбил перчатку ладонью.

— Что, кто-то об этом уже говорил?

— Слушай, старик, я не отдел кадров и в эти дела не мешаюсь. — Сазик изобразил серию ударов снизу и сбоку. — И честно говоря, на Чапу твоего мне плевать.

— Зато мне не плевать. — Валентин отвернулся.

— Эй! Так как насчет пары раундов?

— Считай, что договорились.

Спустившись по винтовой лестнице, он задержался, осматривая коридор.

Крадучись приблизился к двери кладовой, приоткрыл ее на ширину ладони. В нос ударил запах тряпок и размокшего дерева — тусклое царство кастелянш и уборщиц.

— Гоша, ты здесь? Из темноты не донеслось ни звука. Еще раз осмотрев коридор, Валентин аккуратно прикрыл дверь.

А через пару минут он уже входил в комнату сторожей.

На широком потускневшем столе валялась знакомая широкополая шляпа — отзвук ковбойской молодости Чапы. Сам Чеплугин сидел в кресле и остекленевшими глазами смотрел прямо перед собой. Как выглядит роскошная медвежья шуба, изъеденная молью, так приблизительно выглядел и этот подточенный многочисленными страстями великан. Скинув сумку, Валентин присел напротив сторожа, осторожно коснулся огромной безжизненной кисти. Взор Чапы ожил, медленно обратился к вошедшему.

— Ты узнал меня? — спросил Валентин. Чапа открыл рот, хрипло простонал:

— Какого черта?.. Суки вы все! Неужели нельзя найти кого-нибудь другого?!

— Так ты узнал меня?

— А чего тебя узнавать. Ты не генсек и не Сулик. — Чеплугин повернулся сначала в одну, потом в другую сторону.

— Что потерял? Случайно не это? — Валентин подцепил с пола клочок таблеточной упаковки. — Сана-пакс? Значит, снова за свое?

— А кому какое дело? Ты же не побежишь закладывать коллегу?

— Уже побежал. — Валентин скомкал остатки упаковки, швырнул в корзину для мусора. — Если уж Сазик об этом знает, стало быть, знают и все остальные.

Помяни мое слово, за эту самую наркоту тебя и выпрут.

— Ну и плевать. — Чапа перегнулся через ручку кресла и действительно плюнул в сторону корзины. — Может быть, я хочу, чтобы меня выперли.

— Ты действительно этого хочешь?

— Само собой! — Он хрипло закудахтал, что означало у него приступ смеха. — Выйду на пенсию, буду рыбачить, заведу кур, свиней.

— По-моему, ты их уже завел. — Поднявшись, Валентин приблизился к окну, распахнул створки. Обернувшись, пояснил:

— Запах, во всяком случае, как в хлеву, это точно.

Засопев, Чапа выставил на стол бутылку недопитого коньяка и грязный, с пожелтевшими стенками стакан.

— Еще ты мне будешь это говорить!

— А что? Кто-то еще говорил? — Валентин скрестил на груди руки. — Так, может быть, мы правы, Чапа? Извини, но от тебя пахнет немытыми женщинами…

Желтый стакан, как из пращи, вылетев из руки сторожа, ударился в стену справа от Валентина. Лицо Чапы побагровело.

— Ладно, не пыхти — не паровоз. — Валентин усмехнулся. — Допивай свой коньяк, а то ты и впрямь не в себе. С двух шагов промазать в человека стаканом!

Чапа послушно припал к бутылке. Было слышно, как с бульканьем жидкость перетекает из посудины в человеческое чрево. Капельки пота, двинувшись от виска пьющего, медленно поползли к небритому подбородку. Черные спутанные волосы, сосульками свисающие до плеч, обрюзгшее лицо шестидесятилетнего пропойцы.

Насколько Валентин помнил, Чапе едва перевалило за сорок.

— Кстати, о немытых женщинах. — Чапа перевел дух и с недоумением воззрился на опустевшую бутылку. — Вчера их сюда навели не меньше роты. Наверное, согнали из подшефных гостиниц. Такой табор устроили! До семи утра кочевряжились, так что санапакс мне пришелся в самый раз.

— Надеюсь, в оргиях ты не принимал участия?

— Что я — вольтанутый? Этих болячек мне больше не надо. — Чапа передернул плечами. — Но одним глазком глянул, само собой. Из интереса. Все наши шмурики и кодланы были там — Степчик, Сулик, эта обезьяна Мартыныч… Кто в трусах, кто в галстуке, кто нагишом… Это у них юмор такой, значит, — нацепить на шею бабочку и разгуливать без штанов. Жирные, как боровы, и по десятку девиц на каждого. Зойка там тоже задом вертела. Про тебя, между прочим, спрашивала.

— С чего бы это?