Михаил Нестеров - Умный выстрел

Итак, один из вариантов наркотрафика в Россию, которому я дал название «Вариант 1996». В ашхабадский аэропорт прибывают из Афганистана контейнеры с героином и направляются в правительственное багажное отделение. Такой груз охраняют, и за него отвечают офицеры Комитета национальной безопасности. Из аэропорта часть героина переправляется в Туркменбаши, некогда — Красноводск, порт на Каспийском море и центр нефтеперерабатывающей промышленности с населением около семидесяти тысяч человек. Там груз принимает местная семейная наркогруппировка, в основном — служащие международного морского порта. Под их контролем героин переправляется на российские суда и помещается в тайники, расчет производится в каюте капитана. Впрочем, не факт, что команда была российской, далеко не факт. Может быть — азербайджанской. На Каспии функционирует железнодорожно-пассажирская переправа Туркменбаши — Баку. Расстояние — 306 километров. Каждый паром берет на борт 28 железнодорожных вагонов и 200 пассажиров. Все восемь судов на переправе ходят под азербайджанским флагом.

Дальше. Я не стал брать период полураспада СССР, взял за основу «среднеарифметическое»: между 1996-м и нынешним годом, когда в сезонном наркотрафике активно участвовали братья Перевозчиковы. Так вот, восемь лет тому назад килограмм героина в России стоил порядка 70 тысяч долларов за килограмм, в Туркмении — около 5 тысяч, в Афганистане — от 500 до 700 долларов. Все это называется сверхприбылью, и наркодилеры изо всех сил стараются посадить на иглу как можно больше молодежи. После тридцати дней употребления серого героина «курс лечения, предполагающий полную очистку организма, составляет до 10 месяцев». И совсем неважно, что это вдвое больше, чем при употреблении героина «777» из Южной Азии. Серый героин занимает сегодня большую часть наркотического рынка России. В «спокойной» Европе дела обстоят не лучше. В Финляндии за год регистрируется около пятнадцати тысяч преступлений, связанных с распространением наркотиков, а в целом в стране действует порядка тридцати международных (русско-финско-эстонских) преступных группировок.

Я упустил из виду какую-то важную, несомненно, деталь. Она торкалась в мою голову, чтобы я ее впустил, но я словно забыл и код от замка, и где сама дверь.

Безумство.

Необходимо отвлечься и от этой важной, ключевой темы, подумать о чем-нибудь другом, и тогда провал в памяти затянется, как рана под бинтом.

Но трудно было сосредоточиться на чем-нибудь другом, и я снова стал нагружать свои мозги.

Кажется, та упущенная мелочь была как-то связана с Пронырой. Скорее всего, в потоке добытой им информации я упустил что-то важное. И вот эта догадка немного успокоила меня, и я пошел чуть дальше: «поток Краулера» был неполон. Либо Проныра недоделал работу, либо посчитал какие-то данные лишними, что называется, из другой оперы.

Я подошел так близко к разгадке, что мог назвать страницу в виртуальном рапорте Проныры.

Но к черту все эти если бы да кабы, к черту все эти дешевые сравнения — к делу.

Убийство Перевозчикова-старшего в далеком 1996 году — вот где была зарыта собака. Не мотив или обстоятельства убийства, а убийство как факт, как сцена, акт, неважно.

Итак, лето 1996 года. Темная ночь тянет одеяло с припозднившегося вечера и одерживает верх. Игорь Антонович Перевозчиков, облокотившись о широкий гранитный парапет красавицы набережной (такой нет ни в одной стране мира), пытается объять необъятное: широченную Волгу. Кажется, вдали виднеется противоположный берег — но нет, это лишь остров с причудливой береговой линией, удивившей и восхитившей бы даже завистливых японцев. Пляж. Любители поплескаться в темной воде добровольно объединяются в единый клуб самоубийц: акул здесь с успехом заменяют катера и моторные лодки, чьи скоростные, отполированные водой винты по своим убийственным характеристикам не уступят острым акульим зубам. Одна лодка — прямо-таки белая акула. В ней двое вооруженных людей, и они терпеливо, под стать хищникам, поджидают свою добычу. Они растерзают ее, когда она буквально войдет в воду… Игорь Перевозчиков поджидает с той стороны баркас. Почему именно в это время пересеклись пути баркаса и сухогруза? Ведь Волга — не оживленное шоссе, тем более — в темное время суток. И судоходство — не железная дорога, а грузовые суда — не товарняки, которые сотрясают дома и поселки и буквально ставят на уши местных жителей. Но случилось то, что случилось. Баркас замедляет ход, чтобы не напороться на самоходный айсберг. И вот тут-то натурально напрашивается деталь: не сделал ли то же самое и сухогруз типа балкер, он же — навалочник? Если он шел против течения, капитан, образно говоря, дал команду в машинное отделение: «Самый малый!», и вялых оборотов винта хватило, чтобы удержать эту громадину на месте. А дальше произошло то, чего не могли увидеть ни отдыхающие, ни жители близлежащий домов. Главные действия произошли по правому борту сухогруза. Баркас ткнулся в него привальным брусом, матрос принял брошенный сверху швартов, а затем — и веревочную лестницу. По ней на борт транспортника поднялись несколько человек. Товар к этому времени уже успели достать из тайника; одной стороне предстояло проверить товар, другой — пересчитать деньги. И эта отточенная до мелочей и мгновений процедура заняла так мало времени, что даже сторонний наблюдатель не заметил бы паузы… Команда баркаса спустилась обратно на борт своего судна, балкер возобновил движение. И когда баркас снова сверкнул ходовыми огнями, Игорь Перевозчиков, ласкавший руками гранит набережной, довольно улыбнулся. Здесь он дожидался окончания короткой, но ответственной и скрытой сверхприбыльной операции… А его конкуренты или те люди, с которыми он попросту отказался поделиться прибылью, так же банально свели с ним счеты. Причем в ту минуту, когда он переживал экстаз от исхода скрытой, но у всех на виду операции, как будто онанировал под одеялом в казарме. Надо же, так обломать кайф человеку.