Я — опять же на ходу — сбрасываю туфли, чтобы не мешали, потому как они на высоких каблуках, и начинаю бежать. Почему-то к тому самому трехэтажному корпусу, а не в сторону проходной. Это я потом только сообразила, что правильное решение приняла — до проходной не меньше ста двадцати метров, а до лестницы — метров двадцать. «Бычара» меня пытается удержать за руку, но это у него не совсем получается. А если бы получилось, он мне руку размозжил бы своей клешней или оторвал. Но он только рукав плаща схватил. Плащ на мне расстегнут был — это уже просто везенье.
Короче, правую руку, правое плечо, вообще всю правую половину тела я из плаща извлекаю, и быстро кручусь влево, чтобы ему вообще весь плащ оставить. Это мне удалось, но «бык» тоже хитрым оказался — добычу свою оставил, плащ то есть, и бросился вслед за мной, попытался ударить правой рукой, — она потрогала рукой вспухшую скулу.
— Ну да, только попытался, значит, — хмуро прокомментировал Бирюков. — Интересно, как бы ты выглядела, если бы он тебя все же ударил?
— Ненамного хуже, па, — успокоила его Кристина. — Резкотухи у него никакой, удар тупой до безобразия, как ты выражаешься. Ты же сам учил, что когда мяса излишне много, то его нервный импульс с трудом пробивает. К тому же я еще в сторону ушла, успела вовремя среагировать. Но он на меня навалился, блузку, гад, успел как-то по ходу порвать. Тут я уж совсем разозлилась, такой хиза-гери ему в пах впечатала, даже шмякнуло вроде что-то. Долго он меня помнить будет — колени-то у меня острые, как ты говоришь.
«Бык» в момент согнулся и заревел. Я по лестнице железной, что у стены здания стоит, рванула вверх. Что-то мне с самого начала подсказало: там, наверху, спасение. Лестница высокая — где-то на уровне второго этажа на ней площадка сделана, потом лестница поворачивает на сто восемьдесят градусов и поднимается еще, примерно до высоты третьего этажа. А на самом верху — дверь. Открытая. Такая толстенная деревянная дверь, железками окованная, с крючьями разными. Я внутрь, за дверь — прыг. Дверь успела закрыть, щеколду обнаружила, надежно так ее задвинула. Ну, теперь, думаю, хоть из пушек палите. Вообще-то это я сейчас говорю, что так просто ту задвижку закрыла, а тогда она туго шла, заржавела, видно, давно ей никто не пользовался в этих целях. Но у меня сил прибавилось — я те дам!
Словно заново переживая события вчерашнего вечера, она стукнула кулачком в ладонь, и Бирюков почему-то вспомнил Кристину пятилетней, когда в самый первый раз увидел — летом, на пляже, с матерью, с Викой. Виктории тогда было двадцать три года, даже неполных двадцать три, она была чуть постарше, чем Кристина сейчас. И очень на нее похожей — один в один, как говорят. И голоса у них очень схожи, только сейчас у Кристины голос вроде как осел — наверное, простыла, ночь в такой одежде провести — не шутка.
Но Виктория никогда не смогла бы сделать того, что сделала Кристина вчера вечером. Мать Кристины была женственной, может быть, даже излишне женственной — то есть, слабо координированной, неловкой, тоненькой. Может быть, из-зa этого он и любил ее еще больше — жалость к более слабому существу подсознательно примешивалась.
— Молодец, — Бирюков и сам удивился, до чего грустно прозвучали у него эти слова. — Значит, забаррикадировалась ты, а дальше что?
— Грохот послышался. По лестнице кто-то из них поднимался — кто первым очухаться успел. Потом за ручку двери дергать стал — мне показалось, что это псевдо-инспектор, силенок у него совсем маловато: дверь даже не шелохнулась, с тем же успехом он мог за стальную скобу в стене дергать.
Правильно я определила: инспектор-таки сначала с дверью возился, потому что чуть погодя голос «быка» послышался: «Дай я!». Ой, думаю, этому побольше досталось, злее он, да и здоровее «инспектора». Дергал он, конечно, помощнее, это ощущалось, но сказать, что дверь трещала, ходуном ходила, будет преувеличением. Капитальная дверь, короче, оказалась, супернадежная.
Но мне за дверью было слышно, как они матерятся. «Бык» даже взревел: «Открой, сука!» Нашел дурочку, честное слово. Я чувствовала себя за этой дверью спокойнее, чем за каменной стеной. Но потом оказалось, что у палки два конца, как у двери две стороны. С наружной стороны она закрывалась на еще более мощный запор. Это такая стальная полоса, что сикось-накось накладывается на дверь, а потом на висячий замок закрывается или на винтовой.
Вот они там этой железякой и стали греметь. Потом, слышу, лже-инспектор возликовал: «Во сучка, сама в ловушку заскочила, да еще и захлопнулась. Посиди теперь, посиди.»
Читать дальше