Владимир Моргунов - Серый кардинал

— Ну, это же вообще подстава, гражданин начальник, мы же так не договаривались, — ерничал Ненашев, обращаясь к невидимому хозяину квартиры и вынося календарь на подоконник, поближе к свету.

Все листки календаря были испещрены пометками. Что же, Курков жил насыщенной жизнью.

Ненашев быстро открыл календарь на апреле.

— Ти нашел, шито ищешь он сы-ка-азал, кы-репким сном здесь спит Сулико, — ужасно коверкая мотив, негромко промурлыкал «квартирный вор». — Что видим?

На листке «14 апреля. Среда» была сделана пометка «связ. с Л.», от которого тянулась стрелка к следующим значкам: «П. 18 апр. — Ю?»

— Однако он беспечен, — заметил Бирюков. — Ведь это почти что открытым текстом — если именно такой текст хотел записать Курков — «Связаться с Л. и узнать, будет ли П. 18 апреля в Южном?» А если верен такой вариант прочтения, и П. — это Петраков, то тогда гражданин подполковник милиции, можно сказать, написал явку с повинной. Хотя, конечно, Ю. может означать и ресторан «Юбилейный», и какое-нибудь кафе «Южное», которого я, правда, не знаю, и имя — Юрий, Юлия, у которого или которой может быть этот самый П. или эта самая П. Скорее всего, это не название заведений, потому что без кавычек. А с другой стороны, нельзя требовать от бывшего хулигана, получившего заочное высшее образование, особой грамотности.

— А вот пометочка от 17 апреля, субботы, — Клюев перебросил несколько листков. — «Звонить 18.04 с утра В.В.» и от 18-го: «Быть дома не позже 19.00». К чему бы это? Пасха, какие могут быть ограничения? Или надо готовиться к понедельнику, тяжелому дню, так как за уик-энд будет много убийств, совершенных в состоянии алкогольного опьянения? Или надо вернуться домой, чтобы держать руку на пульсе, потому что этим вечером что-то произойдет?

А вверху листка с красными цифрами и буквами, в правом углу стояла большая «галочка», сделанная мягким карандашом, но стертая впоследствии ластиком.

— Честное слово, это похоже на дешевый детективный фильм или на провокацию, — Бирюков указал именно на эту стертую птичку. — Может быть, это просто совпадение.

— Николаич, вспомни, пожалуйста, сколько раз могут случаться совпадения, — напомнил Клюев.

Старая записная книжка в коричневом переплете была заведена, похоже, лет десять назад, потому что в ней мелким почерком были записаны адреса, клички, время и место свидания с информаторами, сигналы о появлении того или иного преступника, находящегося между длинным «вчера» и длинным «завтра» в коротком «сегодня». Перефразируя известное «Все они умерли, умерли, умерли», можно было сказать о хулиганах, грабителях, насильниках, мелких воришках, занесенных в обтрепанную записную книжку работника «уголовки»: «Все они сели, сели, сели».

Люди, которые в силу своей физиологической предрасположенности (что в какой-то мере отразилось на их внешности и было подмечено охаиваемым и поносимым авторитетами советской юриспруденции и судебной медицины Чезаре Ломброзо) и скотских условий существования просто не могли жить по-человечески, то есть, занимаясь квалифицированным трудом, заботясь о воспитании и будущем своих детей, читая и понимая умные книги, думая о своем месте в этом мире — эти люди были помечены в записной книжке с коричневым коленкоровым переплетом. Мене, текел, фарес — ты взвешен на весах и признан слишком легким. Ты занесен в книжку старшего лейтенанта Куркова, который выследит тебя, будет удавливать мохеровым шарфом, чтобы на шее не оставалось следов удавливания, будет тренированно бить в печень своим железным кулаком, предварительно обмотанным мягкой тканью, и добудет из тебя сведения, достаточные для того, чтобы ты опять отправился в ад, называемый «зоной», чтобы ты навсегда возненавидел и презрел выражение «жизнь прекрасна».

Бывший десантник трудился с полной отдачей. Неизвестно, чем бы он кончил, случись ему лет до сорока заниматься расследованием дел об изнасиловании несовершеннолетних, убийствах с расчленением трупов, примитивном «потрошении» киосков по пьянке или бытовом хулиганстве. Спился бы, помутился рассудком, озверел вконец или, наоборот, оделся бы в прочнейшую кольчугу равнодушия, бесчувственности и чиновной тупости.

Заразившись и тем, и другим, и третьим, и десятым, Курков занял достаточно ответственный пост. И вот, на этом посту он свел знакомства — нельзя было не свести, он по службе должен знать их — со многими значительными людьми города и области. Об этом повествовали несколько последних страниц записной книжки в коричневом переплете и новой книжки, в переплете из синтетики красного цвета, тоже уже порядком засаленном от частого употребления. Эту книжку тысячи раз извлекали из карманов, листали, делали записи.