Михаил Нестеров: Оперативное вторжение

А вообще первым делом Виктор выполнил поручение полковника Дамаскина. «У меня парень пропал. Отпустил его домой, а там он не появлялся. Посмотри, может...» Дамаскин сморщился. «Ладно, посмотрю. — И постарался обнадежить полковника уверенным кивком. — Как зовут парня?» — «Пушка-рев Николай. У него свадьба завтра».

Никаких следов Пушкарева обнаружено не было, а в шахту спускаться приказ еще не поступал. Это отдельная операция, которой сержант Кушнир дал пару кодовых названий: «Граждане бандиты» и «Теперь Горбатый». Она начнется скорее всего через час или два и по схожему сценарию: один выход будет блокирован, а со второго начнется прочесывание. Штурм захваченного объекта был вынужденным шагом. Если бы не эта скоропалительность, то вся операция носила бы более масштабный характер.

Со стороны технической станции, где располагался кольцеобразный автомобильный подход, подъезжала «Скорая». Вторая машина медиков, прибывшая с Комсомольского шоссе, осталась на кольце. Врач, поверх зеленоватого халата одетый в теплую куртку, и водитель вышли из машины и всматривались в задымленный вагон. Где-то позади них взревела тревожным сигналом пожарная машина.

Кушнир отошел от охраняемого объекта на несколько шагов и окликнул командира второго отделения:

— Что случилось?

— Игоря Клименко зацепило. Саня Васильев руку сломал.

— Серьезно?

— Нет, я, наверное, шучу.

— Да я про Игоря спрашиваю!

— "Броником" пуль нахватал, кисть пробило. В купешке двое боевиков засели, почти в упор отстрелялись.

Он махнул рукой: «Некогда». И поспешил к «Скорой».

В мокрой милицейской одежде Николай вытягивал под сто килограммов. Нашел в себе силы пошутить: «Надо было взвеситься до вылазки... Нагулял водянку».

"Я точно знаю, что здание, куда периодически ныряют террористы, «глухое», имеет один вход. Там даже окон нет".

И как только угадал.

Выход. Главное — не шуметь.

Чила выбрался из шахты, готовый в любой момент рухнуть. На сей раз задача — притвориться не мертвым, но смертельно усталым, сильно пьяным, любым.

Прислушался. Бесполезно. В уши словно ваты натолкали. И вообще в этом звуковом хаосе ничего не разберешь. Совсем недавно тут было тихо, если кто и передвигался, то чуть ли не на цыпочках. Сейчас же за этой бетонной коробкой откровенная беготня, громкие выкрики, мат. Кто-то командует: «Левее, левее... Стоп! Прямо!» Машину что ли паркуют?

Точно. Машину. «Скорую». Ну надо же как подфартило! Кто, интересно, ранен? Кто-то из боевиков? Вряд ли. Из них, наверное, никто не выжил. Вагон стоит как после бомбового удара.

Медлить нельзя. Автомат на грудь. Чтобы сразу бросался в глаза и заодно отвлекал. Голову разбивать не надо, и так вся шея в крови.

Закрыв левую половину лица рукой, Чила, пошатываясь, открыто пошел к «Скорой». Кто-то коротко его окликнул:

— Э! Стоять!

Николай медленно повернулся. Омоновец. В черной маске и «сфере», с «валом» на плече.

— Сколько время? — спросил Чила.

— Чего?! — сержант Кушнир округлил глаза.

— У меня часы встали, — Николай часто-часто моргал, неся всякую ахинею. — Я заводил-заводил... Школьную тетрадку потерял. Потом смотрю — автомат на месте. Позавтракать не успел — кирпичом окно разбили...

«Крыша съехала».

Кушнир только сейчас заметил, что у лейтенанта вся шея в крови, из ушей сочится сукровица, огибая застывшие красные сгустки.

— Е... да у тебя кровоизлияние. Ты из какого отдела? Стой, ты не Пушкарев случайно?

Лейтенант, услышав свою фамилию, встрепенулся.

— Слышь, брат, ты сообщи обо мне. Меня, наверное, обыскались. Ударили чем-то, не помню. Помню, как в воду упал: бум!

Омоновец махнул рукой и крикнул:

— Э, погоди! Тут еще один раненый. Кровоизлияние в мозг, — поставил он окончательный диагноз.

— У нас некуда, — ответил врач «Скорой». — Три места. Вон «семерка» подъезжает, сажай его туда.

Вслед за пожарной машиной, ставшей напротив вагона, подъехала «Скорая» под номером 07. Поддерживаемый с двух сторон омоновцами, Чила дошел до автомобиля. Может, переиграл, долго не отдавая автомат: «Он на мне числится!» В ответ услышал что-то странное: «Да, брат, невеста твоя завтра будет в белом. Халате. И тебя вылечат, и ее вылечат».

На «семерке» Чила ехал недолго. Врач попытался уложить его на место, но Николай резко пресек его попытку:

— Оставь, я сказал! Я тут рядом живу. Эй, шеф, — крикнул он водителю, — тормози, приехали.

Чила скорым шагом направился по улице, названия которой не знал. В мокрой одежде, которая стала покрываться ледяной коркой, окровавленный, он привлекал к себе слишком большое внимание: встречные шарахались от него как от зачумленного и обходили стороной. Николай хотел выйти на дорогу и перегородить движение любой машине, как вдруг впереди него притормозила «девятка». Дверца открылась, выпуская пассажира; тот направился в магазин. Чила тут же занял его место и направил ствол «Макарова» на водителя, молодого парня лет двадцати трех: