Михаил Нестеров - Спецкоманда №97

Сейчас Серьга поменял точку зрения: самое поганое — не ждать, догонять и надеяться. В залитой кровью груди все еще теплилась надежда. Ни на что-то конкретное, а просто надежда — абстрактная. Не голая, а прикрытая какими-то лохмотьями. Он надеялся выжить — и выжил, это после смертельного, считай, удара в печень. И повторить выстрел. В этот раз он прицелится выше. И уже никто не помешает ему.

Изуродованная рука не слушалась. Кое-как наложенный жгут прекратил кровотечение. А из-под ребер все еще хлестало. Особенно при движении.

«Сука!... Как распахал!»

Обидно. Нечестно. Поймал на знакомой связке. Фактически откатал с закрытыми глазами.

«Я бы тоже так смог...»

Немного осталось — всего метр. В представлении Серьги — метровая линейка, на которой каждая травинка была делением. Линейка, по которой бесконечной чередой бежала неутомимая строка: «Я бы помог товарищу...»

Оставил умирать, сука!

Полметра...

Впору позавидовать муравьям, которые сновали с неимоверной скоростью. Комарам, повисшим над головой серым облаком. И вот странность: комары его не кусали, словно он уже был трупом. Или бежала в жилах «его отравленная кровь».

Романс, похожий на похоронный марш.

Вот рука снайпера коснулась удобного приклада винтовки, продвинулась к короткому магазину, торчащему перед предохранительной скобой, погладила ложе, передернула затвор...

В оптику Серьга посмотрел, как в замочную скважину, убрав вначале кратность.

А вот и цель. Даже две.

В голове плотной пробкой торчала установка: повторить выстрел. И Серьга подсознательно выбрал Колчина.

Он снова прибавил кратность. Хоть в зрачок можно попасть. Даже действуя одной рукой. Да хоть одним пальцем. Лишь бы он сгибался.

Упираясь сошками в землю, а прикладом в плечо, «suppressed» стоял мертво. Ни малейшего колебания в оптике.

Лишь бы сил хватило. А вот они-то на исходе. Пройдя по всей шкале воображаемой линейки и закрашивая ее кровью, Серьга обессилел. Голова закружилась, в глазах появилась рябь, отчего оптика показалась монитором, воспринимающим не больше пяти кадров в секунду, и панорама дергалась.

Снайпер нажал на спусковой крючок, когда в нем фактически не осталось жизни, а гаснущий мозг освободился от последних мыслей: довершить начатое, убить капитана. Приклад винтовки словно оттолкнул стрелка, и голова Серегина безжизненно упала на траву.

Когда старший сержант подошел, боец «семерки» был мертв. Теперь уже окончательно.

Клим волок тело Бережного, мысленно проложив маршрут по болоту по кривой, наступая на кочки и корневища кустарников и обходя водяные «окна», затянутые травой.

На сооружение волокуши у Клима ушло не больше двух-трех минут. Он срубил три невысокие березки и привязал к ним раненого — ногами в сторону нетронутых веток. Они хорошо скользили, при перемещении не давали волокуше погружаться на водяных участках.

Клим миновал болото, но отвязывать раненого от волокуши не стал. Алексей был плох и по-прежнему без сознания. Его лучше не трогать. Да и тропа, ведущая к протоке, была устлана подсохшим камышом, осокой, росистой марью. По ней носилки-волокуши будут скользить так же хорошо.

Он лишь раз оглянулся на Алексея, когда прошел болото. «Ничего, дойдем», — тихо прошептал.

«Держи, Клим...»

Сергей, чувствуя комок в горле, принимает от Алексея Бережного акваланг.

Клим волок единственного в экипаже человека. Остальные грызлись насмерть, оскалив клыки на вожака стаи. Главное, чтобы шкура уцелела, а внутренности — хер с ними, их же не видно.

Выходя к протоке, Сергей опустил концы носилок. В глаза вонзились солнечные лучи, отразившиеся от зеркальной поверхности воды. «Плохо тебе, когда солнце в глаза, — припомнилось из далекого прошлого. — Плохо, когда попал под луч прожектора... Но бывает хуже. Бывает совсем плохо. Это когда появляется твой главный враг...»

Сергей вдруг поймал себя на странном ощущении: он щурился, а глаза, казалось, распахнуты, как окна, настежь. И в них врывается прохлада, гуляет под веками ветерок. И в груди что-то вроде веселящего сквознячка-провокатора, словно нашептывающего о том, что все плохое осталось позади, на санном оттиске, затерявшемся среди болот. А впереди что-то праздничное, оживленное...

Безоблачное.

Он чувствовал: усталость больше не тронет его плеч. Почему — этого он не знал.

Клим подогнал лодку к берегу и перенес на борт Алексея. Включил радиостанцию и вышел на связь с военно-морской базой.