Михаил Нестеров - Слабое звено

Совпадения пахли профессионализмом, кровью и свинцом. Идеолог "Группы «Щит», сумевший придать организации статус федеральной структуры, распрощался с жизнью не без участия боевиков этой организации.

Марковцев руками своего боевика убрал идеолога из снайперской винтовки, еще легально ввезенной на территорию России из суверенного государства. После латыши и цыган Николай Васильев, чей пышный дом представлял собой склад вооружения, ушли, как и положено, в подполье. Однако с прибыльным бизнесом не завязали.

Сергей остался в машине, а Валентин не спеша прогулялся до роскошного двухэтажного творения из облицовочного кирпича. На старомодной скамейке, утащенной, видимо, из парка, сидела разношерстная компания: два молодых цыгана, лет восемнадцати-двадцати, одетых в широкие не по размеру майки с аббревиатурой Национальной баскетбольной ассоциации, русская девушка в коротких шортах; перед ними опустился на корточки небритый мужик неопределенного возраста, в подрагивающих руках он держал сигарету, на лице была написана готовность услужить, развлечь за стакан вина, бутылку пива – обычная картина в цыганских кварталах.

На краю скамейки нашел себе место переносной магнитофон, из его колонок грохотала соответствующая, до сих пор не забытая здесь негритянская «кричалка»: «Can't touch this».

На предложение Валентина позвать отца молодой цыган не сразу поднялся со скамьи. Он демонстративно рассматривал одежду гостя – льняные полуспортивные брюки и серую рубашку с короткими рукавами, надолго задержался на его обуви, наверное, сравнивая со своими кроссовками «Найк-эйр».

Мезенцев подошел ближе и нажал на клавишу магнитофона. Музыка смолкла. Валентин повторил:

– Отца позови.

– Если ты насчет прописки, приходи завтра, сегодня...

Валентин перебил цыгана на полуслове:

– Поторопи его.

Он проследил за цыганенком, усмехнувшись над его обязательными атрибутами – дорогой коричневой кожи барсеткой и сотовым телефоном. Даже на пороге собственного дома эти вещи были для цыгана, как бусы для индейца.

При появлении хозяина, одетого в черные джинсы и вязаную безрукавку малинового цвета, из-под которой вываливался огромный живот, поднялся с корточек мужик с услужливым лицом и громко, панибратски поздоровался:

– Здорово, Николай!

Хозяин не обратил на него внимания, словно рядом пролаяла собака.

– Поговорим? – Мезенцев сделал несколько шагов, увлекая за собой хозяина. Тот тяжело шел следом и скороговоркой недовольно бросал заученные, видимо, слова:

– Если ты насчет прописки, приходи завтра...

– Я насчет стволов, – пояснил Валентин, обернувшись.

Николай ловко прикинулся дураком, всем своим карикатурным видом показывая, что не понимает, о чем идет речь; впервые слышал о компактных автоматах, пистолетах, глушителях, детонаторах...

– Мужик, ты ошибся адресом. Если бы ты подошел насчет прописки...

– И то завтра, да? Давай не будем пудрить друг другу мозги. Мне нужен товар и не нужен товарный чек. Сделай как обычно: назови время и место. Ну? Откровенный разговор не повредит ни тебе, ни мне.

– Кто дал тебе мой адрес? – спросил Васильев.

– Сорока на хвосте принесла.

Механизм продажи оружия Николаем был отлажен до мелочей. По большому счету ему было плевать, кто перед ним – мент или действительно потенциальный покупатель. За свою жизнь он продал много стволов и еще ни разу не попал в поле зрения правоохранительных органов. А если бы попал, в его доме обнаружили бы лишь помповое ружье для самообороны да пачку долларов для следователя.

– Оружие фирменное, не самопал, – цыган перешел на деловой тон, – и стоит дорого. Из компактных автоматов есть «гепарды», пистолеты «вальтер», «бердыш», «Макаров». «Гепарды» не меньше четырех тысяч за единицу.

Мезенцев обернулся, уловив боковым зрением движение справа от себя. На заросшем травой пустыре напротив цыганского дома вставала, словно из могилы, молоденькая девушка. Не сумев выпрямиться, она покачивалась из стороны в сторону, как морская водоросль. Или болотная трава, поскольку действительно походила на утопленницу: волосы спутаны, лицо трупного зеленоватого цвета, руки, которыми она сжимала ремешок сумки, землистого оттенка.

– Кто это? – Мезенцев не мог оторвать взгляд от жуткого зрелища.

– А, – цыган махнул рукой, – шалава местная. Пережрала.

– Что?

Ей было лет шестнадцать, не больше, и, похоже, срок, отпущенный ей, подходил к концу. Если бы Валентин подошел ближе, увидел бы закатившиеся глаза, в приоткрытых и искаженных болью губах – стиснутые зубы.