Михаил Нестеров - Черный беркут

Он неожиданно рассердился на себя. Вернее, на помощника, Петю Прокопца. Тот постоянно отрабатывал приемы по овладению инициативой в разговоре или в той же паузе. Он даже изучил язык жестов актера Сергея Юрского, знал, какую позу принять, чтобы подавить собеседника.

Обычно Прокопец сидел заложив ногу за ногу, одна рука на крышке стола, в другой руке карандаш, которым он постукивал по подлокотнику стула с высокой спинкой. Аксенов языка жестов не знал и сидел как все нормальные люди. Он просто умел говорить, а инициатива — вещь переходящая, как вымпел или красное знамя.

— Света, вы знаете, где сейчас Алексей?

Ее многозначительный взгляд и усмешка послужили Аксенову ответом.

— Скорее всего, — продолжил он, — этот вопрос для меня.

— Ну так ответьте.

В голосе сарказм, легкое разочарование, капелька усталости. Не девушка, а зрелая женщина.

— Я уже ответил. Но хочу спросить о другом. Вы слышали об освобождении заложников на Суворова, 36?

— Слышала, ну и что?

— Подробности не интересуют?

— Газеты обрисовали все очень детально, по телевизору показывали...

Не зря следователь завел разговор о заложниках. По местному каналу в программе происшествий показали пятиминутный ролик, где несколько секунд по-настоящему взволновали девушку. Она напряглась, когда камера выхватила группу в черных масках. Они довольно быстро скрылись за углом здания, но как все было знакомо! И комментатору не следовало сопровождать эти кадры сухими, непрофессиональными словами — «уверенные в себе и в исходе дела». Это и так было видно по тому, как они держат оружие, как идут им бронежилеты и, что уж совсем странно, маски. Светлана могла поклясться, что вторым в группе был Алексей: выше остальных, слегка склоненная клевому плечу голова... Хотя... нет, она не смогла разглядеть этого. Воображение приписало высокому парню характерные черты Алексея.

Светлана долгое время находилась под впечатлением передачи, снова и снова клялась себе, что узнала Алексея, доказывала себе самой, что в первый раз она узнала его только по глазам. И вздыхала: нет, Алексея там не могло быть по одной простой причине — он... Девушка впервые назвала его грабителем. Но только для того, чтобы больше не клясться и не доказывать.

Подействовало.

Была еще одна причина. Алексей сам сказал ей, что утром уезжает, может быть, надолго.

Светлана вдруг услышала голос следователя. Похоже, он уже давно говорит.

— ... да-да, вот именно тогда в мою душу вкралось сомнение, и только сегодня я пришел к выводу, что Алексей, освобождавший заложников, непосредственно связан...

Что? Что он сказал? Светлана придвинулась к Аксенову:

— Извините, я не расслышала, что вы сказали?

Аксенов повысил голос:

— Я говорю, не один Алексей, конечно, но он был в составе отряда.

Девушка чуть прищурила глаза, изучая лицо следователя. Один раз он поймал ее на незначительной фразе, вопросе, вполне возможно, что и сейчас продолжает в том же духе.

Следователь быстро и умело разобрался в ее взглядах.

— Не бойтесь, Света, вы можете задавать вопросы. Обратите внимание на следующее. Как свидетель вы мне не подходите: неожиданно побледневшее лицо, нервные жесты, испуганные глаза, чувство облегчения — на бумагу этого не перенесешь. Я и без вас владею полной информацией на Алексея Ремеза. Вы просто подтвердили мою догадку.

— Я знаю, чего вы хотите, — вдруг перебила Светлана. — Через меня выйти на остальных.

Аксенов облегченно вздохнул:

— Ну вот и хорошо. Разговор получится. Я не собираюсь использовать вас в своей работе. Более того, если с Алексеем ничего не случится, я посоветую ему уехать из нашего города.

Девушка насторожилась:

— Вы сказали: «если ничего не случится»?

— Хочу вам напомнить, что он освобождал заложников. Сейчас он занимается тем же, но риск многократно увеличился.

— Но... кто же он?

— Вы недостаточно хорошо знаете Алексея. Я тоже. Вот над этим мне и предстоит поработать. По-человечески, — добавил он, пытаясь вспомнить, кто у прилавка первым сделал предложение «поговорить по-человечески» — он сам или Светлана. Не вспомнил. Вот чертов Прокопец! То в паузах некстати начинаешь путаться, то тянуть душевные нити разговора и разбирать их по цветам. Все это от него, от помощника. И еще от Николая.

По-человечески...

Аксенов напрочь забыл, на чем он остановился. Снова начал вспоминать. Далось ему это с трудом. Кажется, он даже покраснел от натуги.