Александр Тамоников - Солдат, который вернулся

— Прикройся, шалава!

— Пошел ты!.. — не осталась в долгу Людмила.

— Прекратить базар! — приказал Николаев. — Поехали.

Воробьев вывел машину на Третье транспортное кольцо. До нужного места доехали молча и довольно быстро, учитывая достаточно плотный транспортный поток.

— Я должна заплатить? — спросила Белка.

— Ага! — Воробьев повернулся к ней. — Натурой. Мне пересесть к тебе?

— Да пошел ты!

— Нет, ты, в натуре, за базаром не следишь! Я так могу послать, что мало не покажется.

— Заткнись! — велел Воробьеву Николаев и сказал Белке: — Иди!

— Не передумал?

— Насчет чего?

— Чтобы зайти?

— Нет.

— Ну и ладно.

Проститутка вышла из машины и зашагала по дорожке скверика, сохранившегося между рядами домов брежневской постройки.

— Едем к вам, Роман Сергеевич? — спросил Воробьев.

— Погоди, я сигареты найти не могу.

— Где-нибудь у сиденья.

— Нет, смотрел.

— Могли и на стоянке выпасть.

— Запросто. Ладно, сейчас не до розысков. Пойду куплю другие.

Николаев подошел к киоску и увидел, как к Куриной привязались два крепких мужика. В одном из них он узнал прапорщика Котенко.

— Какая шлюшка, Славик! Такую разложить да пустить на двоих!

— Самое то было бы, — ответил мужчина, которого Николаев в лицо не знал, видимо, офицер из пополнения.

Белка с презрением воскликнула:

— Отвалите, вонючки! Вам бомжих в подвалах раскладывать. Да и те вряд ли дадут.

— Чего ты сказала, сука?

Котенко неожиданно ударил Курину по лицу. Не кулаком, ладонью, чтобы не оставить синяка.

Белка упала на дорожку, вскрикнула от боли. Второй мужик нанес ей удар в бедро.

Девица крикнула:

— Помогите!

Все это видел и Воробьев, но предпочел остаться в машине.

Николаев же вышел на дорожку и заявил:

— Эй, сволота, а ну оставили женщину!

Котенко изобразил испуг, схватил сумочку Куриной и крикнул:

— Валим, Славик.

Они рванули к ближайшему дому.

Николаев подошел к Белке, сумевшей приподняться и сесть на бордюр.

— Ты в порядке? — спросил он.

— В полнейшем, — выкрикнула ему в лицо Белка. — Если не считать разбитого колена, опухшей щеки и шишки на бедре. Где ты раньше гулял? Ведь меня могли прибить!

— Я вообще-то должен был уехать, остался из-за сигарет. И чего ты орешь на меня? На мужиков, которые к тебе приставали, шумела бы. Давай руку. — Николаев помог Куриной подняться и спросил: — Как нога?

— Цела. Зато синяк теперь на бедре будет знатный.

— Ничего, пройдет.

— А клиенты?

— Чулки черные наденешь. Главное, кости целы, а ссадина на колене да ушибы пройдут.

— Сумку эти суки сперли.

— У тебя в ней ценные вещи? Документы?

— Ключи там от хаты. Денег пара штук, духи, смазки. Паспорт я с собой не ношу.

— Тогда и жалеть не о чем. Замок в квартире сменишь, остальное купишь.

— А сейчас как домой войду?

— Пошли, открою твою хату. — Николаев повернулся к машине, рукой поманил Воробьева.

Тот быстро подошел, и Белка внезапно влепила ему звонкую и сильную пощечину.

— Это тебе, кавалер, за помощь.

— Ты чего, шалава? — Воробьев навис над ней. — Убью!

Николаев остановил его:

— Стой здесь, я пойду с Белкой, открою ее хату. Если появятся те же мужики, отзвонись.

— Да я их сам сделаю.

— Чего раньше не сделал?

— Так не хотел мешать.

— Понятно. Вопросы есть?

— Да какие вопросы? Только Белке за беспредел ответить придется.

— Я тебе, урод, так отвечу, что яйца в охапку соберешь, — заорала на него девица.

— А чего ж ты с этими мужиками так не разобралась? Если не Роман, разделали бы они тебя прямо на клумбе или в подвал затащили бы. Потом пришлось бы выносить оттуда по частям твое ухоженное тело.

— А ну прекратили! — повысил голос Николаев. — Людмила со мной, Стас, к машине. Пошли.

Николаев и Курина прошли сквер. Редкие прохожие оглядывались на девицу.

— Тебя не волнует, как люди смотрят? — спросил Роман.

— Где ты людей увидел? Здесь? Да тут одна шваль живет.

— А ты, значит, королева?

— Я свободный человек, а они день и ночь пашут, чтобы прокормить своих сопливых деток.

— Не любишь детей?

— Ненавижу. Пеленки, памперсы, горшочки с дерьмом — тьфу!

— Не думала, что на старости одна останешься? Тогда тебе тоже никто не станет помогать, потому как некому будет.

— А я не доживу до старости. На хрен сдалась такая жизнь, когда ты не нужна никому?

— Руки на себя наложишь?

— Посмотрим.

— Дура ты!

— Не дурней других. Ой, как же болит колено! Поможешь ссадину обработать?