* * *
Я еще раз внимательно просмотрел формулы, графики и расчеты. Проверил последовательность течения биохимических реакций и дозы препаратов. Все верно. Должно получиться.
— Ну что, будем спать?..
Я лежу на операционном столе, накрытый стерильной простыней, пока еще не с головой (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить). Щурюсь от яркого света бестеневых ламп. В венах — тонкие иглы, присоединенные к гибким прозрачным трубкам, по которым в мои вены пойдет вакцина, кровь и суспензия серебра. А также вся необходимая фармакологическая дрянь для поддержания жизнедеятельности во время этого смертельно опасного эксперимента над собой. На коже — датчики от кардиомонитора.
Из серых наших стен, из затхлых рубежей нет выхода,
кроме как
Сквозь дырочки от звезд, пробоины от снов, туда,
где на пергаментном листе зари
Пикирующих птиц, серебряных стрижей печальная
хроника
Записана шутя, летучею строкой, бегущею строкой,
поющей изнутри.
Так где же он есть, затерянный наш град? Мы не были
вовсе там.
Но только наплевать, что мимо, то — пыль,
а главное — не спать в тот самый миг, когда
Придет пора шагать веселою тропой полковника
Фосетта,
Нелепый этот вальс росой на башмаках нести с собой
в затерянные города.
Мы как тени — где-то между сном и явью, и строка
наша чиста.
Мы живем от надежды до надежды, как солдаты —
от привала до креста.
Как расплавленная магма, дышащая небом, рвется
из глубин,
Катится по нашим венам Вальс Гемоглобин. [18] О. Медведев «Вальс Гемоглобин».
Григорию Панченко снова пришлось брить начисто свою курчавую бороду, теперь он внимательно смотрел на меня — лицо скрыто стерильной хирургической маской. Тут же и Кира — гладит меня по руке.
— Я люблю тебя.
— Любимая, все будет хорошо.
Панченко подносит к моему лицу маску наркотизатора. Один вдох — ничего не происходит, второй вдох — мои веки тяжелеют и закрываются, третий вдох — мрак сгущается надо мной.
И я уже не вижу, как Кира выходит из операционной и плачет, привалившись спиной к стене, как Юля Ревякина и Марина, жена Тараса, уводят ее и пытаются успокоить.
Как струится по трубкам вакцина. Сыворотка крови вампира с измененными серебром молекулами прион-глобина попала в мое кровяное русло. Процесс обратной трансформации начался.
Ну что ж, теперь: «Patere ut salveris» — «Терпи, чтобы спастись!» — девиз не только пациентов, но и их врачей.
У черного хребта ни пули, ни креста — лишь слезы,
замерзающие в бороде.
А серый волк зажат в кольце собак, он рвется, клочья
шкуры оставляя на снегу,
Кричит: «Держись, царевич, им меня не взять,
держись, Ванек! Я отобьюсь и прибегу.
Нас будет ждать драккар на рейде и янтарный пирс Валгаллы, светел и неколебим, —
Но только через танец на снегу, багровый Вальс
Гемоглобин».
Я очнулся внезапно, рывком. Тело ломали и корежили страшные судороги. Прион-глобиновая вакцина уже вступила во взаимодействие с моей вампирской кровью. А коллоидное серебро катализировало этот процесс. Вот тогда-то я и понял истинный смысл выражения нечеловеческие мучения! Я был нечеловеком, исчадием — и мучения мои были такими же. И самое хреновое: боль была просто адской, но и болевой порог существенно повысился, и теперь я просто не мог потерять сознания. А мое сердце поддерживали от остановки кардиостимуляторы.
— Панченко, введи мне курарин! Иначе — сдохну!
— О! Очнулся, болезный!
— Ку-ра-рин! — задыхаясь от нового спазма, по слогам произнес я.
Мой добровольный помощник ввел мне в вену лошадиную дозу миорелаксанта, и только после этого меня немного отпустили судороги, скручивающие в тугой узел мышцы и внутренности.
Я снова «вырубился».
И снова пришел в себя от еще более страшного приступа! Казалось, все тело горит огнем, а сердце выпрыгивает изнутри. И словно бы миллионы игл колют прямо в мозг и в позвоночник! Это восстанавливались нарушенные синаптические связи между нервными волокнами.
Белок «ε-протокадерин Y» отвечает за передачу нервных импульсов между нейронами. У вампиров он не вырабатывается, и они получают его вместе с человеческой кровью. У меня же он, похоже, снова начинал вырабатываться, но, боже мой, как же больно!
В очередной раз вынырнув из багрового небытия, я увидел, как Панченко проткнул иглой толстую резиновую пробку двухсотмиллилитровой бутылки с суспензией серебра — катализатора обратной трансформации белковой части гемоглобина из формации патологического приона в исходную «нормальную» форму.
Читать дальше