Роман Кожухаров - Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев (сборник)

Но когда заработали орудия вражеских самоходок, Коптюк еще раз скомандовал укрыться. Сам он едва успел добраться до блиндажа, когда снаряды, залпом выпущенные немецкими САУ, обрушились на позиции.

Взрывы сотрясли землю, взметнувшись вверх по центру, на участке второго отделения, но мощная взрывная волна разошлась вширь, разогнав по траншеям дым и пылевую взвесь. Били самоходки осколочно-фугасными снарядами, поэтому попадание каждого снаряда передавалось гулкой дрожью через почву, рождая внутри тревогу и беспокойство.

Когда боевые порядки танков приблизились на четыреста метров, по цепочке от взводного через командиров отделения электрической искрой пробежала команда расчетам ПТР — выдвинуться на боевые позиции.

Еще до начала боя в расположении появился Рябчиков, еле стоящий на ногах и задыхающийся, весь мокрый от воды и пота. Сбивчивый рассказ бойца о вражеских танках наглядно подтверждали глухие звуки ведущегося боя, которые в недолгие паузы передышки вражеских минометов доносились откуда-то слева, с той стороны, куда ушла группа Гвоздева.

После доклада ротному и короткого совещания в штабе было принято решение отправить на помощь бойцам разведгруппу, усиленную пэтээровцами и минометным расчетом. Причем организацию этого дела капитан Телятьев опять возложил на Коптюка. Доводы старшего лейтенанта о том, что людей во взводе и так не осталось и позиции оголены, ротный слушать не стал.

На предложение командира второго взвода отправить к колхозу людей из разведвзвода Александрова капитан возразил, что у разведчиков и так хлопот много и хорошо, если кого-нибудь выделят для группы, но костяк ее и командование нужно будет обеспечить за счет собственных сил. Логику капитана Телятьева Федор уяснил сразу. Уже представлялись случаи познакомиться с тем, как она работает.

Отдельный разведвзвод лейтенанта Александрова подчинялся напрямую комбату и был у того чем-то вроде элитного подразделения в составе батальона. Личная гвардия, которая обеспечивала внешние рубежи охраны штаба батальона и прочих хозяйственных подразделений. Притом что для внутренних нужд имелся еще и комендантский взвод, в чьи прямые обязанности как раз и входили функции по охране штаба и командования штрафного батальона.

В общем, чем ближе к передовой, тем вопросы собственной безопасности для старших офицеров приобретали все большую значимость. Нельзя сказать, что разведчики отсиживались в приятной близости от штаба, в то время как остальные подставляли себя под пули. И рейды проводили, и на опасные задания ходили, и боевой подготовкой занимались до седьмого пота.

Но по негласной договоренности комбата с лейтенантом Александровым тот выделял людей из разведвзвода, что называется, «на сторону» крайне неохотно, даже в рамках самого штрафбата. Вот и не хотел капитан Телятьев лишний раз вызывать неудовольствие начальства, со всей неодолимой силой субординации, забегая вперед, уже живо представляя, чем все обернется, в первую очередь лично для него.

В итоге старшему лейтенанту Коптюку пришлось отправить к колхозу «Октябрьский» на помощь группе Гвоздева своих людей с приданными из взвода Лазерко минометчиками под командой опытнейшего Потапова. От разведвзвода выделили расчет ПТР. Как говорится, и на том спасибо…

Когда Потапов с людьми ушел, Коптюку в какой-то момент показалось, что воевать просто не с кем и первая же атака фашистов закончится полным разгромом. И еще эти чертовы немецкие мины, которые все сыпали и сыпали, не давая шагу ступить за брезентовый полог блиндажа.

Нет ничего мучительнее, чем когда сидишь беспомощный, будто связанный собственным страхом по рукам и ногам, тоскливо прислушиваясь к нарастающему вою очередной приближающейся прямо к тебе мины, вздрагивая от каждого нового разрыва.

Не выдержав этой пытки бездействием, старший лейтенант Коптюк выскочил в траншеи, отмахнувшись, как от назойливой мухи, от предостерегающего окрика ординарца Степанкова: «Куда же вы, Федор Кондратьевич?!..» Куда, куда, делом заниматься!

Где бегом, где в три погибели, но шагом обошел позиции из конца в конец, там подсказал нишу для гранат добавить, там сектор стрельбы уточнил, с каждым словом перемолвился, каждого подбодрил. И сам Федор чувствовал, как от этих слов, казалось бы, ничего не значащих, сказанных мимоходом, укрепляется у него в душе что-то бывшее вот только что шатким и зыбким, ускользавшим в пустую тоску и тревогу.