Дон Пендлтон - Субботний шабаш

Из дневника Мака Болана:

«Мы живем в мире, подверженном энтропии, поэтому жизнь сама по себе — парадокс. И я считаю, что нет ничего странного в том, что наиболее важные события в жизни любого человека сами по себе парадоксальны. Например, смерть. Это последнее событие — исчезновение, распад, торжество хаоса. И все же, балансируя в этот момент у своей последней черты, я осознаю и, как никогда раньше, ясно ощущаю мир. В одно неуловимое мгновение перед тобой проходит вся твоя жизнь, все, что ты когда-то совершил, чего боялся, к чему стремился и чего достиг. Конечно, расставаться с жизнью очень больно, но я смогу перенести эту боль. Я должен. Это — мой крест, и мне нести его до конца».

Утро на Манхэттене было туманным и неприветливым. Новенький спортивный «феррари», за рулем которого сидел высокий мужчина, медленно миновал площадь ООН, свернул на 21-ю авеню и подъехал к жилому многоквартирному дому, возвышающемуся на Ист-Ривер. Поставив машину у края тротуара перед подъездом роскошного высотного здания, он вышел, бросил холодный взгляд на швейцара и, протянув ему двадцатидолларовую банкноту, проворчав:

— Присмотри за машиной.

Не оборачиваясь, он поднялся по ступенькам и вошел в здание — навстречу своей судьбе.

На десятом этаже, в комнате с видом на реку, его уже ждали. Присутствующих было трое. Лео Таррин — до недавнего времени капореджиме, фактически глава преступного клана западного Массачусетса. В настоящее время Лео набирал все больший вес в административном аппарате «Коммиссионе» — центральном руководящем органе международной мафии. Рядом с ним сидел Билли Джино — в свое время он был «первым стволом» команды боевиков в теперь уже не существующем семействе Маринелло, которое во времена своего расцвета контролировало весь Нью-Йорк, распространив по сути дела свое влияние на все преступные группировки. Третьим был Джонни Грацци — подающий надежды гангстер, постоянно качающий свои права и возомнивший себя главным на территории Бруклина. Кроме них, в соседней комнате нервно прохаживалась свита телохранителей и охранников, доставивших своих уважаемых боссов на Ист-Ривер для проведения тайного совещания.

Высокий мужчина с холодными глазами имел вызывающую ужас репутацию «терминатора», и кодовое имя Омега. Он был одним из немногих безымянных и безликих «солдат» международной мафии, которые входили в число «супер-карателей», подчинявшихся только «Коммиссионе» и никому другому. В качестве единственного удостоверения личности они носили при себе игральную карту — туз черной или красной масти. Визитной карточкой Омеги был пиковый туз, карта смерти. Ходили слухи, что этот человек имел право расправиться даже с капо, если мог оправдать такой решительный поступок перед Высшим советом королей преступного мира.

Билли Джино был одним из тех мафиози среднего поколения, которые еще помнят добрые старые времена, когда между различными семьями мафии существовали дружеские, братские отношения. Билли любил предаваться ностальгическим воспоминаниям и легко поддавался романтическим порывам. Он, в сущности, боготворил Омегу, который являл собой символ ушедших лет, поэтому он с трудом сдерживал себя, чтобы по старому обычаю не поцеловать руку страшному Пиковому Тузу. И все же, пусть символически, он сделал это, коснувшись губами — пожалуй, неосознанно — в качестве признательности и учтивости своей собственной руки, приветствуя этого великого человека.

Грацци знал Омегу только по слухам и легендам, которые лишь недавно достигли верхних эшелонов власти подорванной изнутри Организации — подорванной в результате безжалостной войны, объявленной воином-одиночкой по имени Мак Болан. В каком-то смысле своим нынешним положением в Организации Грацци был обязан именно Болану. Но за такие долги расплачиваются только кровью, поэтому Грацци знал, что Болан будет чрезвычайно рад принять предложение об оплате. Именно эти соображения и привели Грацци на сходку на Ист-Ривер. Появились слухи, что Мак Болан возвращается и жаждет крови. Еще один рейд Болана против мафии в Нью-Йорке имел бы для Джонни Грацци два последствия: либо смерть, либо дальнейший подъем по иерархической лестнице в образовавшемся в результате третьего нью-йоркского рейда Болана вакууме власти.