Дон Пендлтон - Ад на Гавайях

Смайли Даблин хорошо знала свое дело и не чуралась тяжелой работы. Ее сведения, добытые напряженным трудом, чаще всего оказывались надежными.

Совещание подошло к концу около четырех утра, когда Доминик и Флора поспешно вернулись в свой вертолет. Но группы возбужденных мужчин продолжали сновать по дому и саду еще примерно до пяти, пока Пенса и Родани не убыли вместе со своими людьми. После этого остались только Лу Топачетти и его головорезы. Лу беседовал с Чуном за закрытыми дверями, а «гориллы» дожидались его в саду.

В начале гавайской эпопеи Смайли была «девочкой Топачетти». После того, как однажды она попалась на глаза Чуну и тот проявил к ней интерес, Лу «Мошенник» широким жестом преподнес ее генералу. С тех пор Топачетти даже не смотрел в ее сторону. Для обычной женщины в обычной ситуации такое обращение было бы крайне унизительным. Но Смайли Даблин, сведущая в законах джунглей, приняла это как достойную награду работящей девушке, которая знала путь к сердцу мужчины и к его честолюбивым замыслам.

— Когда-нибудь этот китаец станет очень большим человеком. Постарайся ему угодить, — советовал Лу. — Это не повредит ни тебе, ни мне — если ты понимаешь, о чем я говорю.

Смайли прекрасно понимала, что имел в виду Лу. К тому же она знала, как «угодить».

Смайли Даблин была шлюхой по долгу службы и добросовестно выполняла свою работу. Она не испытывала нравственных терзаний и не чувствовала себя «запачканной» подобными сексуальными отношениями. Более того, ей не нужно было для этого никаких оправданий, и она вовсе не считала, что жертвует собой. Секс был не более чем инструментом, орудием труда, причем весьма эффективным. Вряд ли разведчик-мужчина смог бы сблизиться с генералом Чуном так быстро; скорее всего это не удалось бы ему никогда.

Генерал был, похоже, без ума от своей американской подружки. Он относился к ней с нежностью и уважением, и у них случались минуты подлинной близости. Впрочем, Смайли была профессионалкой. Она никогда не забывала, кто она, где и зачем находится: такова была ее работа, а Чун был враг. Все остальное — чепуха. Она многое узнала о генерале и прекрасно понимала, что рядом с ней чрезвычайно опасный человек, чья деятельность несет прямую угрозу ее стране.

Внезапное появление Мака Болана предвещало резкие и скорые перемены. Смайли видела его в деле в Лас-Вегасе, и могла судить о его возможностях не по рассказам. Кроме того, обитая в последнее время в сумрачном мире мафии, она хорошо уяснила, что значит имя Палача для его врагов. И все же ей до сих пор казалось невероятным, что одного лишь вида этого человека, который действовал в одиночку, без малейшей поддержки со стороны властей, было достаточно, чтобы посеять ужас среди людей отнюдь не робкого десятка.

Их паническая реакция на появление одного-единственного человека, каким бы опасным он ни был, казалась необъяснимой. Но Смайли сталкивалась с этим явлением снова и снова. Стоило Палачу приблизиться, и вся стая принималась дружно скулить и пятиться.

В течение последней ночи девушка тайно всматривалась в этих людей, пытаясь понять секрет воздействия Палача. Разумеется, любой, даже самый отважный человек испытывает страх. Но потрясающий эффект Болана нельзя было объяснить обычным страхом: какая-то неодолимая сила придавливала этих профессиональных головорезов и обращала грозную волчью стаю в жалкую кучку побитых псов. Это было просто уму непостижимо.

Ночной налет потряс генерала. В одну минуту из властного самодовольного деспота он превратился в затравленного, неуверенного в себе человечка, который ищет утешения и поддержки у тех, кем он призван повелевать.

Смайли знала, что это эффект Болана. Она пыталась разобраться в нем, но так и не поняла до конца. Не понимали этого и враги. Они просто сбились в кучу и пытались успокоить друг друга грозными речами.

В конце концов это сработало. Под утро генерал выглядел обессиленным и издерганным, но снова крепко стоял на ногах. «Гориллы» Топачетти все еще несли вахту в саду: значит, сам Лу «Мошенник» оставался здесь. За несколько минут до рассвета Чун появился в дверях комнаты совещаний вместе со своим неизменным телохранителем; они шли под руку и устало смеялись над какой-то шуткой. Смайли расслышана, как перед этим Топачетти сказал: «Для него будет лучше не соваться к Царскому Огню». Но девушке за их смехом почудился глубоко запрятанный страх.

К генералу, казалось, вернулась прежняя уверенность. Он отправил Смайли на кухню заказать завтрак на троих и подать его в сад.