Анатолий Афанасьев - Мимо денег

— Сколько еще нужно времени? — спросил у генерала.

— Немного. — Серафимов, осушив третью чашку, с облегчением закурил. Глаза прояснились, как от слезы. — День-два. С дачи он ушел на своей «Шкоде». Номера известны. Красного цвета. Я договорился с ментами. Машину пустят в «Перехват». Никуда не денется.

— Думаешь, у старика не хватит ума избавиться от тачки?

— Не имеет значения. И так наследил с избытком.

— Мамедов на тебя жаловался. Не умеешь работать в команде, Павел Ефимович. Пора бы привыкнуть.

Генерал вскинулся, удивленный.

— Шутишь? Мамедов — чурка двуглазая. Позавчера токо с дерева слез. Несерьезный разговор.

— А вдруг он тебя с доктором опередит?

— Бывает — и корова летает… Есть щекотливый момент, Илья. Старикан, конечно, трупы не сам кладет, кто-то с ним рядом ходит. И этот кто-то меня, честно сказать, беспокоит. Задержание может по-всякому обернуться. Тебе доктор обязательно живой нужен?

— Доктор — нет. Девку, которая к нему прилепилась, хотелось бы получить в нормальном виде.

— Ладно, получишь… Спасибо за угощение, барин.

— Спасибо, что навестил. Из цикла когда выходишь?

— Организм подскажет. Полагаю, не позднее завтра.

Трихополов проводил его до дверей, заглянул в туалет, облегчился. Пошел поглядеть, что с Кэтлин. Что-то подозрительно притихла. Девушка, свернувшись в кресле клубочком, смотрела мультики по видаку. Но не простые, с перчиком. Крутая штатовская порнуха. Трихополов не помнил, чтобы в доме водилась эта гадость. Спросил у нимфетки:

— Откуда взяла?

Ребенок умиляюще приложил пальчик к губам. Глазищи сияют оторопело.

— Погляди, папочка, только погляди! Зайчонок медведиху дерет. Гляди, гляди — бревнышко подставил, чтобы достать. Она малинку кушает. Ой, ой! Ну прикол!..

Трихополов полюбовался прогрессивным импортным искусством: действительно забавно. Это тебе не совковая тягомотина. Рисованные зверушки кувыркаются, а за душу берет. Постоял, плюнул, пошел в кабинет. Неурочный визит генерала добавил яду в давно скапливающееся беспокойство. Поневоле лезли в голову чумовые предостережения возлюбленной цыганки. С самого начала отнесся к ним скептически, и, видно, напрасно. Галина Андреевна имела привычку к преувеличениям, удобряла свои умозаключения мистической чепухой, но, к сожалению, слишком часто ее пророчества сбывались. И что же выходит в сухом остатке? Он, Трихополов, владыка подпольной империи, раскинувшейся от моря до моря, умевший использовать сотни самых разных людей (и были среди них такие орлы, не чета докторишке), на сей раз споткнулся на каком-то занюханном россиянчике, свихнувшемся на том, что он известный ученый? А что, если предположить, ну на одну минутку, что этот самый россиянчик давным-давно повел собственную, тонкую игру (все-таки гипнотизер) и сумел на одном из сеансов (лечил от невроза), используя приемы кодирования, незаметно подчинить его своей воле, а затем продиктовать решение с «Токсинором»? Бред? Может быть, бред. А может, и нет. Говорят же, не горой снесли голову, а соломинкой. Или: сломал шею, споткнувшись на арбузной корке. И потом, как отнестись к понятию «бред» в этой забытой Богом стране, где орды туземцев с промытыми мозгами сперва с фанатическим энтузиазмом намыливали гигантскую, чтобы хватило на шестую часть суши, веревку, а потом десять лет подряд дружно затягивали ее на своей коллективной мозолистой шее?

Он позвонил в Петрово-Дальнее, в загородное поместье. По «мобилу», который висел у цыганки в ухе, к его удивлению, никто не ответил. Перезвонил управляющему Сидору Ванькову, который после появления Галины Андреевны остался не у дел, но Трихополов не выгнал его на улицу из уважения к старым заслугам. Да и привязан был к туповатому мужику, бывшему инструктору ЦК КПСС, ибо тот воплощал в себе все лучшие черты словно возродившегося из пепла россиянского слуги-раба, воспетого классиками, этакого Савельича и Герасима в одном лице, но на новом историческом витке. Романтическая фигура, вызывавшая у Трихополова ностальгические чувства по утраченной старине. Служил Сидор не за деньги и не страха ради, а по чистому душевному устремлению и впадал в жесточайшую ипохондрию, если долго не получал от хозяина тумаков.

— Где цыганка, Сидор? — спросил с раздражением. — Опять на шабаш улетела?

Из невразумительного мекания и охания тугодумного служаки кое-как выудил, что Галина Андреевна собрала вещички (якобы загрузила целую «газель») и с раннего утра отбыла в неизвестном направлении. Для хозяина оставила письмецо, которое велела Сидору вручить не иначе как из рук в руки.