Андрей Воронин - Слепой. Живая сталь

Их было целых восемь штук – гораздо больше, чем требуется даже для круглосуточно находящегося на линии маршрутного такси, – и, когда синхронно ахнули последние два, живых в объятом пламенем салоне микроавтобуса уже не осталось.

Переводчик Липа этого не знал, и незримо присутствующий за спиной у каждого из смертных ангел-писец не стал ставить это лыко в строку: список числящихся за сеньором Умберто грехов и так был достаточно длинным, чтобы дополнять его еще и этой мелкой, невольной, допущенной по неведению ложью.

Загородное шоссе напоминало темную реку, что текла среди заснеженных полей и по пояс утонувших в сугробах, плачущих капелью, изукрашенных сосульками перелесков. По мокрому, зернисто поблескивающему асфальту мчался черный седан представительского класса с синим ведерком проблескового маячка на крыше. Все сигналы наружного оповещения, от «крякалки» до упрятанных за хромированной решеткой радиатора мигалок красного и синего цвета, были включены. Следом, едва поспевая за хищно льнущей к дороге мощной иномаркой, шел тяжелый джип охраны, на крыше которого тоже сверкал холодными синими вспышками работающий проблесковый маячок.

Машина генерала Потапчука, покинувшая охотничий домик в глубине Завидовского заповедника получасом раньше представительского седана, добиралась до Москвы другой дорогой и, разумеется, без охраны. Так было нужно для дела, да и там, куда направлялся сидевший на упругих кожаных подушках роскошного салона хозяин правительственного авто, Потапчук был не нужен. Он уже сказал все, что должен был сказать, и ему вовсе незачем было без видимой необходимости, просто за компанию и из чувства солидарности подставлять голову под топор.

И вообще, могло случиться так, что Потапчук из помощника и верного соратника превратился бы в серьезную помеху; став свидетелем и участником предстоящего разговора, он мог услышать, а то и, чего доброго, сказать что-нибудь лишнее.

За окном, возносясь на почти двухметровую высоту, тянулись бугристые, пестрые от вкраплений песчано-соляной смеси снеговые валы. Из снега, как последние остатки материальной культуры погребенной под сошедшими с полюсов ледниками цивилизации, торчали синие щиты дорожных указателей. Из машины дорога была похожа на пробитый в вечных снегах Антарктиды тоннель, и было по-настоящему трудно поверить, что буквально через пару дней начнется апрель.

Расположившийся на заднем сидении грузный немолодой человек в расстегнутом кашемировом пальто и строгом деловом костюме, порывшись в карманах, вытряхнул из пластикового пузырька и сунул под язык таблетку. Погода в марте гуляла, как хотела, вместе с ней гуляло давление, и самочувствие пожилых и метеочувствительных людей в эти дни оставляло желать лучшего. Сегодня ко всему прочему добавилась изжога, которая мучила генерал-полковника Лужина с самого утра и, казалось, многократно усилилась из-за принесенных Потапчуком невеселых известий. Знакомый симптом прозрачно намекал, что генерал-полковника заждалась койка в гастроэнтерологическом отделении ведомственного госпиталя. Поддавшись слабости и дурному настроению, он почти целую минуту всерьез размышлял, не податься ли ему, в самом деле, под крылышко заведующей упомянутым отделением Анны Яновны – давней знакомой, полковника медицинской службы, выдающегося специалиста в своей области и в высшей степени приятной собеседницы. В отличие от старого негодяя Потапчука, Анна Яновна не станет во всех омерзительных подробностях объяснять своему пациенту, в какую дрянную историю втравил его другой старый знакомый, а просто назначит эффективное лечение по последнему слову медицинской науки и обеспечит больному полный покой – то есть, именно то, в чем он сейчас нуждается гораздо сильнее, чем в патентованных лекарствах, доставленных из самого Израиля.

Генерал-полковник Лужин ехал в Кремль. Обычное во время таких поездок ощущение, что он собирается сплясать гопака на минном поле, сегодня было гораздо сильнее, чем в другие разы, сильнее даже, чем тогда, когда он точно знал, что едет получать грандиозный разнос. Иначе и не могло быть: предстоящий разговор сильно напоминал разведку боем, партизанскую вылазку по принципу «или грудь в крестах, или голова в кустах».

И на старуху бывает проруха, скажет он. Хорошенькое начало, спора нет, но, как ни выбирай слова, сколько ни напускай тумана, смысл прелюдии все равно сведется к этой поговорке: да, бывает. Даже с саперами случается, не говоря уже о генералах спецслужб.