Андрей Воронин - Слепой. Живая сталь

Но, возможно, дело было не только в воспоминаниях. «Коммунальников начальник и мочалок командир» в недалеком прошлом работал представителем Минобороны на Уралвагонзаводе, а это был уже совсем другой коленкор. Если раньше Глеб никак не мог взять в толк, какая связь может существовать между министерством строительства, Минтяжпромом и коммунальным хозяйством Москвы, то теперь у него в мозгу само собой выстроилось что-то вроде простой логической цепочки. Строительство, машиностроение и Уралвагон недурно сочетались друг с другом, наводя на кое-какие мысли.

Осененный новой идеей, которая, как он сразу же сообразил, все время, оставаясь незамеченной, лежала на поверхности, Глеб закрыл некролог и ввел в поисковик все три фамилии разом: Зарецкий, Кравцов, Ромашин.

– Давай, давай, – сказал он тихонько похрюкивающему винчестером ноутбуку.

И ноутбук дал – правда, довольно сдержанно, выбросив на экран всего одну ссылку. Глеб щелкнул кнопкой мыши, прочел датированную позапрошлым годом коротенькую заметку, присвистнул и торопливо закурил новую сигарету.

– Вот вы и попались, голубчики, – сказал он. – Интересно, что же такого вы там намутили?

Перечитав заметку еще дважды, он с трудом поборол желание сразу же позвонить его превосходительству и поделиться своим открытием. Было уже довольно поздно, да и с открытием он разобрался еще далеко не до конца. Докурив сигарету, Сиверов вернулся на главную страницу и ввел в командную строку всего одно слово: «танк».

Часы в правом нижнем углу экрана показывали двадцать два сорок пять – то есть четырнадцать сорок пять по времени Санта-Фе-де-Богота. В ту самую минуту, когда Глеб Сиверов в своей московской квартире, рассеянно почесывая щеку, решал, по какой из многочисленных появившихся на экране ссылок ему пойти, в окрестностях колумбийской Букараманги генерал Алонзо Моралес, у которого все уже было решено, свернул на обочину узкой горной дороги и остановил машину.

Спустившись с веранды кафе, Игорь Вадимович с огромным удовольствием затолкал в стоящую у крыльца мусорную урну свою зимнюю куртку. Он буквально обливался потом, остро завидуя генералу, который, несмотря на липкую, влажную жару, ни капельки не вспотел и, вообще, выглядел как огурчик. Машина, на которой его болтливое превосходительство проделал неблизкий путь из Каракаса, оказалась мощным, от колесных арок до крыши забрызганным грязью японским полноприводным пикапом. Действуя по принципу «доверяй, но проверяй», Чернышев поставил саквояж на заднее сиденье и сам забрался туда же. Это было немножко невежливо, поскольку автоматически низводило генерала до роли таксиста, зато гарантировало Игоря Вадимовича от нападения с его стороны.

– Только не стреляйте мне в затылок, – с улыбкой попросил Моралес, верно оценивший его маневр. – Или сделайте это прямо сейчас, пока мы не выехали за город. Там, на горных дорогах, внезапная смерть водителя служит почти стопроцентной гарантией гибели пассажира.

– Если угодно, я могу пересесть, – буркнул пристыженный Чернышев.

– Полноте, какое это имеет значение! Я просто пошутил, а сзади вам будет не только спокойнее, но и просторнее. Вы наверняка устали, так что можете прилечь. В конце концов, так удобнее и для меня. Сладко спящий пассажир на соседнем сиденье действует, как снотворное, а тот, кто уснул за рулем на здешних так называемых дорогах, рискует проснуться уже на том свете.

– Ну, это везде так, – сказал Чернышев. – Разница только в мелких подробностях. На немецком автобане или Московской кольцевой это будет лобовое столкновение, а здесь – падение в пропасть. Дороги разные, а пункт назначения один – могила… Послушайте, а куда, если не секрет, вы меня везете?

За тонированным окном россыпью разбросанных по крутому склону справа от дороги черепичных крыш промелькнули последние дома пригорода, и шоссе сразу обступила непролазная сельва. Перед самой машиной над дорогой с пронзительными криками пролетела стайка каких-то ярких птиц; навстречу, заставив Моралеса прижать пикап к обрывающейся в глубокое ущелье узкой обочине, продребезжал размалеванный, как эти птицы, дочерна набитый людьми, навьюченный сваленными в багажнике на крыше пожитками рейсовый автобус. Слева от шоссе курчавой от буйной тропической зелени стеной уходил, казалось, прямо в небо крутой склон горы; точно такой же склон справа не менее круто спускался на дно ущелья, по которому, поблескивая серебристой змейкой, текла река с женским именем Магдалена.