Андрей Воронин - Слепой. Танковая атака

Закончив разворот, он зарядил орудие, еще раз высунулся из башни, чтобы глотнуть воздуха, и, вернувшись в дымное, все сильнее накаляющееся стальное пекло, тщательно выставил прицел. Левее того места, на которое уставился пустой немигающий зрачок орудийного дула, сверкнуло отраженное ветровым стеклом солнце, среди желтой листвы и темной зелени еловых лап мелькнула покрытая отполированным черным лаком крыша. «А вдруг не он?» – с испугом подумал Глеб, вжимаясь лицом в нарамник прицела и ставя ногу на педаль спускового механизма.

Почти пустой бензобак воспламенился с глухим хлопком, увенчанное клубящимся султаном жирного черного дыма темно-рыжее пламя взметнулось вверх и потекло вперед вдоль бортов, слизывая с брони пятнистый камуфляж. Миновав очередной крутой поворот лесной дороги, Анатолий Степанович Мордвинов боковым зрением заметил неожиданно поднявшийся в голубое небо черный, с грибовидной верхушкой столб и, повернув голову, увидел на вершине невысокого пригорка «королевский тигр» с пылающим моторным отсеком.

Дуло погибшего, казалось бы, танка неожиданно выплюнуло облачко серовато-белесого дыма. Вспыхнувшая, было, свирепая радость победителя сменилась пониманием того, что сейчас произойдет, за мгновение до того, как выпущенный легендарным немецким танком снаряд превратил столь же легендарный бронированный немецкий лимузин в груду дымящихся обломков, стремительно разлетающихся в разные стороны из недр вспучившегося посреди дороги, быстро распухающего черного, с прожилками пламени, дымного облака.

Глеб спрыгнул с башни, прокатился, гася загоревшуюся на спине куртку, несколько метров вниз по склону, и залег лицом вниз, накрыв руками голову. В следующую секунду в «тигре» начал рваться боекомплект. Снаряды взрывались по одному и пачками, на перемешанный с рыжей прошлогодней хвоей песок градом сыпались горящие куски искореженного железа. Глеб лежал неподвижно, пережидая канонаду, а когда она прекратилась, встал и, отряхнув с одежды песок, начал неторопливо спускаться к дороге.

Зернов свернул на обочину и затормозил. Под колесами захрустел схваченный ранним морозом снежок, машина остановилась, и Зернов выключил зажигание.

– Ну, и куда ты меня привез? – с недоумением спросил капитан Самарцев, озирая подступивший вплотную к дороге молчаливый, заснеженный лес.

– Помнишь, ты, когда вернулся с Кавказа, спрашивал, чем кончилась та катавасия с танковой атакой на райцентр?

– Помню, – кивнул Самарцев, – спрашивал. А ты ничего не сказал.

– Потому что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

– Ну, и?

– Ну вот и смотри.

– Куда смотреть-то? На что?

Вместо ответа Зернов взял напарника за плечо и, заставив пригнуться так, что тот едва не уткнулся носом в переднюю панель, указал рукой куда-то в сторону и вверх.

– Вон туда смотри.

Вывернув шею, Самарцев посмотрел в указанном направлении и не сразу, но все-таки разглядел в просвете между голыми кронами облетевших, запорошенных снегом берез то, чем, по всей видимости, предлагал полюбоваться Зернов.

– Ну, и что это? – со смесью недоумения и недовольства спросил он. – Камень какой-то…

– Камень? – странным тоном переспросил Зернов.

– Погоди, – замирающим голосом произнес Самарцев. – Постой-постой…

– Да ты выйди из машины, – посоветовал Зернов. Голос у него был довольный, как у человека, которому удался тщательно подготовленный сюрприз. – И вот, бинокль возьми.

Самарцев, не глядя, взял протянутый напарником бинокль и вышел из машины, двигаясь, как сомнамбула, и не отводя взгляда от того, что стояло на вершине пологого пригорка примерно в километре от дороги. Поднеся бинокль к глазам, он отрегулировал резкость и некоторое время внимательно разглядывал горелый, присыпанный снегом угловатый остов.

– Это то, что я думаю? – опустив бинокль, спросил он.

– Оно самое, – кивнул Зернов. – Подойдем? Это ведь только присказка!

Зима еще не до конца вступила в свои права, снега за последнюю неделю выпало совсем немного, и подниматься по слегка припорошенному им пологому склону оказалось сравнительно легко. Хорошо изучив характер и повадки своего напарника, капитан Самарцев благоразумно воздерживался от расспросов: если Зернов сказал, что лучше один раз увидеть, придется или смотреть, или вообще отказаться от намерения получить информацию. Кроме того, то, что Зернов назвал присказкой, выглядело достаточно внушительно и интригующе, чтобы забыть о лени ради самой «сказки».