Владимир Гриньков - Я – телохранитель

– Сволочь потому что, – мрачно произнес его собеседник.

«А он действительно держится как-то особняком, этот мужик, – подумал Китайгородцев. – Все время торчит в гостевом доме. К Тапаеву и не рвется. Или Тапаев его сам видеть не хочет»?

– Он на деньгах сидит, – продолжил мужчина. – Р1 в конце концов этими своими деньгами подавится. Вот вы из Москвы, я слышал?

– Из Москвы.

– Там у вас, может быть, так и положено, чтоб забор в три метра, собаки злющие и проволока под током…

Кивнул на забор, мимо которого они как раз сейчас и ехали.

– Это сигнализация, – поправил собеседника Китайгородцев.

– Вот именно, что сигнализация! – совсем озлобился водитель. – Крепость соорудил! Трясется? Родственников принимает только по списку!

«Значит, это сам Тапаев его видеть не желает», – решил Анатолий.

– А тут такого не любят. Все равно ему тут не жить. Среда не принимает. Так что он только думает, что ненадолго уедет…

– Тапаев собрался уезжать?

– Ну!

– Куда?

– За границу! – недобро засмеялся мужчина. – Для поправки, наверное, здоровья!

– А когда?

– Сразу после юбилея. Водочки попьет, чемоданы соберет, и – ноги уносить. Вот любовницу свою еще прихватит… Вы его любовницу знаете?

– Нет.

– Скоро должна приехать. Она единственная этого дурака не боится и делает с ним что хочет. Сына отцу не показывать пятнадцать лет – это круто? Круто! – произнес торжествующе-зло.

– Какого сына?

– Тапаевского сына. У него ведь еще один сын есть. От любовницы этой. А вы разве не в курсе?

Автомеханик, работавший в гараже Тапаева, оказался неулыбчивым щуплым парнем, больше похожим на подростка. Несмотря на ранний час, он уже был облачен в спецовку, а его руки – перепачканы машинным маслом.

– Вот что они тут натворили, – сообщил ему тапаевский родственник. – Полюбуйтесь! И еще деньги хотели стребовать!

Его причитания не произвели на механика ни малейшего впечатления. Парнишка вытер руки ветошью, осмотрел пострадавший автомобиль – и все так же молча скрылся в недрах огромного гаража, в котором стояли три легковые машины. Четвертую выкатили наружу сегодня утром, на свежем снегу остались следы. Тапаевская машина. «Пятисотый» «мерседес». Стоит сверкает, чуть припорошена пылью… В районе замка дверцы водителя лакированная поверхность обезображена царапинами. Китайгородцев подошел ближе, всмотрелся, задумался.

– Мне бы такую машину, – сказал тапаевский родственник у него за спиной.

– Дорого обслуживать, – буркнул Анатолий.

– А вот ему денег не жалко, – наверное, имел в виду Тапаева.

Автомеханик вернулся не один, а с Богдановым. Начальник тапаевской охраны держал в руке распахнутый блокнотик.

– Бампер, в общем, нужен новый, – перечислял механик, а Андрей Ильич с деловым видом записывал. – Стекло фары. Сама фара не нужна, эта цела. Решетка радиатора…

– Радиатор цел? – спросил Богданов.

– Цел. Ну и красочки немного. Я по первой задую, будет как новая.

– Хорошо, – кивнул Андрей Ильич. – Сейчас я кого-нибудь отправлю, и через час у тебя все для работы будет, – развернулся и скрылся в гараже. Похоже, что через гараж можно пройти в дом.

Китайгородцев, привлекая внимание автомеханика, постучал по дверце «мерседеса».

– Кто это машину изуродовал?

– Царапины имеете в виду? Пацанва. Водитель машину в городе оставил без присмотра, возвращается – а тут эта беда.

– Значит, он сам не видел, что точно – пацанва?

– Не видел.

Анатолий распрямился, спросил, глядя мимо автомеханика на ослепительно белый, свежий снег и от этой белизны некрасиво щурясь.

– Недавно было, да?

– Месяца три назад.

«Ну, конечно, кто бы сомневался…»

Китайгородцев беспрепятственно прошел через гараж, действительно нашел дверь, ведущую в дом, и, переступив порог, оказался на территории, на которой его пребывание запрещалось, – и, по логике, должно было бы тотчас же пресечено тапаевской охраной. Но никто его не остановил… Он прошел по коридору первого этажа, бесшумно ступая по мягкому покрытию, и очень скоро оказался в обширной гостиной. Здесь ничто не указывало на присутствие людей. Идеальная чистота; ни один из предметов не хранит следов небрежного с ним обращения; во всем – музейная выверенность и навевающая скуку гармония.

«А что это?! – замер Анатолий. – Шаги наверху? Кто-то прошел, – и снова тихо… Будто и нет никого?»

Китайгородцев вернулся в коридор. Вдруг открылась одна из многочисленных дверей – и появился Богданов. Увидел Анатолия и в первый миг замер на месте от неожиданности.