Игорь Рябов - Пуля уже в пути

Сколько прошло времени с момента моего погружения в беспамятство, я не представлял. И абсолютно ничего не помнил: ни снов, ни видений, ни каких-либо ощущений, — лишь черная пучина кромешного мрака окружала меня со всех сторон.

Хотя вру. Был один не совсем ясный, какой-то расплывчатый момент, когда я очнулся в полубреду или мне только приснилось, что я очнулся. Сквозь зыбкую пелену тумана в глазах различил непонятные тюки и пустые бочки вокруг себя, а тело ощутило мерное покачивание, словно мы плыли на огромном паруснике посреди безбрежного океана. Почему мы? Да потому, что сразу же, как только я приоткрыл свои гляделки, тут же получил сокрушительный удар в челюсть от мрачного типа, сидевшего рядом на одном из внушительных размеров ящике. От всего его лица я запомнил только пустые бесцветные глаза. А затем в руку воткнулась игла шприца, и сознание опять померкло.

Окончательно я очнулся в каком-то занюханном подвале, валяясь на некотором подобии постели. Если можно назвать постелью кучу замызганных тряпок, брошенных прямо на цементный пол в углу импровизированной камеры. А то, что это гнусное помещение именно камера, никаких сомнений не вызывало.

Окно, точнее — узкая щель под низким потолком, оказалось забранным надежной решеткой. Каждый пруток в палец толщиной. За ней смутно угадывалось стекло, но настолько грязное, что его скорее можно было принять за естественное продолжение стены.

Помещение не было тесным — два метра на три. И еще я увидел массивную дубовую дверь, не оставляющую надежды на побег.

— С приездом, — хриплый голос прозвучал приглушенно и совсем незнакомо.

Я, лежавший на животе, слегка повернул голову.

Николай сидел, прислонившись спиной к стене, и смотрел на меня.

— Ну у тебя и морда, — констатировал я, сделав отчаянную попытку привести себя в то же положение, что и он. — Можешь без грима Квазимодо сыграть.

— Тебе везет, что ты своей не видишь.

Наконец я устроился рядом со своим собратом по несчастью. Все тело ломило, а в голове целое племя негров увлеченно долбило по тамтамам.

— Пить хочешь? — участливо поинтересовался Николай.

— Да, — коротко ответил я, еле двигая пересохшими губами.

В горле, казалось, поработала дорожная бригада, напрочь все заасфальтировав. Там было абсолютно сухо, горячо и шершаво.

— Я тоже хочу.

Но я уже хотел совсем другого. G превеликим наслаждением я бы съездил ему сейчас по морде.

— Не измывайся, садист.

— И в мыслях не было, Филин. Просто надо же о чем-то говорить…

— Вот и скажи мне, где мои девчонки и что с ними.

— Я знаю не больше твоего, к сожалению, — в его слабом голосе и на самом деле послышалось что-то похожее на печаль. — Где мы сами сейчас находимся, я тоже понимаю смутно.

— Зато я догадываюсь…

В его карих глазах промелькнули искорки заинтересованности. А я продолжил, чувствуя, что организм потихоньку начинает восстанавливаться:

— Это не Рио-де-Жанейро и даже не Сухуми.

— Вот здесь ты можешь и ошибиться, Гоша. Когда меня сюда бросили вслед за тобой, я начал очухи-ваться от той ерунды, что нам вкололи. И самое интересное: наши охранники болтали между собой на грузинском.

— А ты почем знаешь?

— Я немножко говорю на нем.

— Так, — протянул я озадаченно. — А по-китайски ты, Коленька, случайно не балакаешь?

— Нет, — серьезно ответил он. — Только испанский, английский и немного грузинский. Ну и русский, естественно.

Я присвистнул от удивления.

— Где ж ты так настропалился, касатик?

— Жизнь заставила. Видишь ли, Гоша, я до шестнадцати лет рос в Англии, а только потом переехал с матушкой в Россию. Она-то у меня из Владимира, а вот с папой мне повезло. Он чистокровный англичанин. Вот и приходилось дома на русском общаться, а на улице говорить по-английски.

— Круто, — сказал я и принялся растирать затекшие руки. — А остальные откуда?

— В школе мы ведь тоже изучали иностранные языки. Там мне и достался испанский. А так как у меня оказались к этому делу способности, то недавно я начал самостоятельно изучать грузинский. Очень уж мне хотелось прочитать «Витязя в тигровой шкуре» в оригинале.

Тут дверь резко отворилась, и на пороге нарисовался крупный детина в поношенной камуфляжной форме, с кобурой на поясном ремне. За его спиной виднелось еще несколько таких же бойцов невидимого фронта. Он презрительно оглядел нас, привалившихся к стене, и что-то громко скомандовал по-своему, обращаясь не к нам, а к спутникам. Я вопросительно уставился на Николая.