Илья Рясной - Наше дело — табак

— Тебе все хиханьки, — обиделась Лена. — Как твой муж?

— Как мухоморов обожрался. Весь зеленый. И ходит вечером из конца в конец кабинета. Я его раз спросила, что гнетет детину. Он меня матюгами обложил. И я решила в очередной раз, что все это его личные проблемы. С каждым днем он валится в депруху, подруга. А твой?

— Тоже что-то неважно. Тоже все более дерганый становится. И в глазах боль.

— А, ну да, — хмыкнула Вика.

— Понимаешь, я чувствую, что ему плохо… Я была бы рада с ним разделить его тревоги. Но он не хочет.

— Лучше банковский счет с ним раздели… Подруга, я тебе уже объясняла, что им все до фонаря, кроме их дел.

— Кто-то должен быть рядом, когда человеку плохо. А мы крутим хвостом, по ресторанам шатаемся.

— Им нужно, чтобы кто-то был рядом, кроме их охранников? Ты что, Ленок!

Они подошли к «Фольксвагену-Пассат» цвета «спелая вишня». Вика собрала зонт и стала возиться с замком, распахнула дверь, уселась за руль.

— Ты не права, Вика. Ты не права. — Лена устроилась на переднем сиденье.

— Да права я во всем… Почти во всем. Ладно, какие отели африканские будем выбирать?.. Или в Штаты мотанемся? В Лос-Анджелес. Город Ангелов… Филадельфия. Весь мир открыт, подруга. Лети куда хочешь, делай что хочешь. А мы сидим в этой дыре и ломаем голову над неразрешимыми проблемами.

— Давай до завтра подумаем.

— До завтра, так до завтра. — Вика завела мотор, и тот уютно, как кошка, заурчал. — Кстати, что наши благоверные между собой не поделили?

— А что?

— Мой вспомнил по случаю сегодня, что я с тобой отдыхать собираюсь ехать, и вдруг взъярился.

— А чего?

— А ничего. Как прорвало. Заявил, что Арнольд — гад. И Глушак был гадом. И вообще все гады. И что вокруг не друзья вовсе, а шкуры. Бог ты мой, чего только не рычал.

— Кошмар.

— В общем, похоже, Арнольд и мой муженек уже далеко не друзья. И до вражды у них один шаг… Но нас это волнует? Мы же все равно подруги, Ленок.

— Конечно, подруги.

— Вот и хорошо. — Вика вдруг взяла Лену за руку и, прикусив губу, как-то судорожно сжала ее. — Вот и хорошо.

— Викусь, что бы я без тебя делала, — вздохнула Лена.

— С одними гадюками вокруг жила бы. — Вика вдавила газ, и машина резко сорвалась с места…

— Ты отдохни, а месяца через два снова на тяжелый труд, — усмехнулся Валера, глядя на экран компьютера. — В шахту. В каменоломни.

— Хва лыбиться, — отрезала Ольга. Она сидела на подоконнике и с ненавистью смотрела, как две женщины, с которыми она столкнулась на лестнице, усаживались в «Фольксваген-Пассат». Чем, спрашивается, она хуже их? Почему они в шампанском купаются, а она должна жилы рвать?

Она махнула рукой. Черт с ними. В конце концов, никогда больше с ними не встретится. И ничего ее с ними не связывает. Так что не фиг зацикливаться…

Но тут Ольга ошибалась. Она и предположить не могла, какие странные узелки порой вяжет судьба.

— Ты чего сегодня делаешь? — спросил Валера.

— В бар пойду, — ответила Ольга.

— Чего, в Италии не надоело?

— Не надоело, — отрезала она.

— Одна пойдешь?

— Ну не с тобой же.

— Не смею настаивать, — хмыкнул Валера. Он не обиделся. Он никогда не обижался на женщин потому что был голубым. Из тех, которых не лечат…

— Быдло, — прошептала Ольга, раздраженно разглядывая посетителей бара «Пушкин». Она только что пренебрежительно, двумя острыми словами, которыми рубанула как ножом, отшила прыщавого пацана, решившего с ходу предложиться ей. Тот почему-то думал, что может заинтересовать хоть кого-то на необъятном земном шаре.

Ольга посмотрела на свое отражение в зеркале слева от барной стойки. Нахмурилась, но ненадолго — тут же улыбнулась самодовольно. Может, кому-то она и кажется полноватой, но итальяшки от нее балдели. С первого до последнего дня — все четыре месяца. Млели и покупались, как дешевые лохи.

В Милане она трудилась не за страх, а за совесть, мастерски овладев старым безотказным трюком. Суть его в том, что девушка сидит в баре, бросает томные и многообещающие взоры на мужчин, а те, как мошкара На лампочку, стремятся к ней. Дальше идет разговор типа: «Не нальете даме бокал вина?» Лучше, когда вино дорогое. За одним бокалом обязательно последует другой. Через пару часов бумажник клиента доходит до состояния полной дистрофии, а желание, наоборот, набирает силу, но когда девушку недвусмысленно зовут продолжить оргию, она возмущенно поджимает губки и бросает что-то вроде: