Сергей Бакшеев - Парализатор

Трещит разорванная ткань, на пол летит лоскут футболки, я вижу, как обнаженную грудь Марго сжимает грязная рука. У меня нет сил, чтобы дать отпор троим негодяям. Зато есть ненависть и колоссальное желание спасти любимую. Беззубый расстегивает штаны, приятель подбадривает его, но их образы уже сидят в моем сознании, а топка ненависти обрабатывает уродливые глиняные фигурки. Они твердеют, корчатся от мышечных спазм и сваливаются, поверженные силой моей ненависти. Мне кажется, я могу раздробить фигурки на осколки.

А что в действительности?

Бородатый дергается, как от удара током, и грохается на пол. Парализованное тело беззубого ублюдка застывает на Марго. Я протягиваю руку и тащу его за волосы, пока не слышу звук упавшего тела. Молчун удивленно взирает на меня. Его фигурки нет в моем сознании, он может двигаться. Я внутренне измотан. Мне не хватит сил, чтобы одолеть его физически, и если сейчас он замахнется той бутылкой, что держит в руке…

Молчун заглядывает в мои глаза, меняется в лице, роняет бутылку и пятится к выходу. Хлопает дверь. Хруст гравия между толчками ног становится чаще, пока не затихает вдали. На полу остаются два обездвиженных тела.

Вот это да! Неужели я победил!

Марина испуганно осматривается. Ее лицо мокро от слез. Культей руки она прикрывает голую грудь, пока здоровые пальцы пытаются соединить обрывки, оставшиеся от трусиков. Бесполезно. Ее колотит крупная дрожь. Она встает и лупит ногами по лежащему насильнику. Ей становится легче, а я впервые вижу пушок на женском лобке, и мне кажется, что полная нагота проигрывает недоговоренности одежды.

Моя рука тянется за брошенной бутылкой водки. Я глотаю обжигающую жидкость. Алкоголь, как гвоздь, прошивает язык насквозь. Ух! Я первый раз пью водку. Алкоголь растапливает ледяной холод, пришедший на смену огню ненависти.

Пока Марина одевается, я опустошаю остатки в бутылке. Она садится рядом и плачет, уткнув голову мне в плечо и прижимая котенка. Иногда сквозь всхлипы я слышу: «Паша, если бы не ты…»

О господи, сколько же слез у девчонок!

А потом меня тошнит. Марго вновь превращается в сильную девушку и зудит что-то о вреде пьянства. Она помогает мне выйти, находит на стройке кран и сует мою раскалывающуюся черепушку под струю ледяной воды.

Ух, это что-то!

Охладившись, я жадно припадаю к ржавому крану. Вода наполняет дергающийся желудок, и меня опять выворачивает. Однако становится ощутимо легче. Вскоре мы брызгаемся и смеемся в первых лучах восходящего солнца.

Начинается второй день нашей новой самостоятельной жизни. Продолжился он ограблением магазина.

Мы протискиваемся сквозь дыру в заборе и выбираемся на улицу. Перешагивая через канаву, я наступаю на бутылочный осколок и матерюсь от режущей боли.

— Солома, язык попридержи! — возмущается Марго.

— Тапки потерял.

Я рассматриваю порез на ступне, морщусь от досады. Кроме дырявых носков на моих ногах нет ничего. В интернате мне не полагалась обувь. Только тапки — летом обычные, зимой войлочные. К чему лишние траты, если парализованные ноги-палки вечно покоятся на подножке инвалидного кресла.

— Да-а, мы влипли, — вздыхает Марго.

Она с кислым выражением лица поправляет клок разорванной футболки. Лохматый треугольник, величиной с ее ладошку, не хочет торчать вверх и сваливается, обнажая дивное плечо. Уныние на лице девушки царит недолго, она сводит брови и изучает мои ноги.

— Какой у тебя размер?

Я пожимаю плечами, с таким же успехом можно спросить собаку о вкусе морковки. Не дождавшись ответа, Марина обламывает куст, требует наступить на ветку, и укорачивает ее по размеру моей ступни.

— За мной! — в ее глазах какая-то цель, и она как умная ракета, вырвавшаяся со старта, обязательно ее накроет.

Мы едем в автобусе. Пассажиры узнают в нас интернатских и сторонятся. Наружная детвора разглядывает рваную одежду и босые ноги с брезгливым интересом. А нам с ярлыками ЧОВ по барабану правильные манеры и чье-то неудобство. Нас не волнуют тарифы ЖКХ и курс доллара. Когда проблема опорожниться в туалете, всё остальное мелочи, поверьте.

Мы сходим около магазина «Одежда — обувь». Я вспоминаю про деньги, которые Марго тиснула у бандитов и одобряю ее намерение. Но Марго меня удивляет:

— Иди к вокзалу и жди меня там. — Она передает мне котенка и, пресекая возражения, веско добавляет. — В магазин я пойду одна. Так будет лучше.

Я долго пялюсь на закрывшиеся за ней стеклянные двери. В житейских делах Марго дока, это факт. Но почему мне нельзя в магазин, и на кой нам вокзал? Ответ не заставляет себя ждать. Я слышу крик.