Максим Шахов - Игрушка из Хиросимы

Мизуки так и не материализовалась в офисе, и Бондарев начал подумывать, что здесь что-то не так. Правда, она созвонилась с ним, отделавшись парой дежурных фраз, но ему этого было мало. Бондарев жаждал ее видеть. Честно говоря, его тянуло к этой красавице как магнитом. Ее упорное нежелание встретиться с ним было удручающим.

Не настраивало на игривый лад и трагическое происшествие в отеле. Горничная вошла в номер, чтобы застелить постель, и взорвалась на мине, приготовленной для Бондарева. Вначале полицейские решили, что фрагменты тела принадлежат постояльцу, но вскоре сообразили, что имеют дело с особой женского пола. Гибель невинной горничной тяготила, как камень, лежащий на сердце. Не хотелось даже считать всех тех несчастных, которые попали под раздачу. Если бы Бондарев верил в загробную жизнь, он бы свихнулся, придумывая, как станет оправдываться перед людьми, принявшими смерть из-за него. Не по его вине, но все равно из-за него .

Плюс к этому расследование, буксовавшее на месте. Возможно, это угнетало сильнее всего.

Бондареву не удалось выяснить о фабрике ничего, кроме того, что на ней производят замечательных игрушечных дедов-морозов со встроенными программами. Ни Кйоко, ни Харакумо не сумели назвать отпускную стоимость роботов, а незнание японского языка не позволяло Бондареву обратиться за разъяснениями к персоналу. Более того, управляющий не знал или не хотел озвучивать себестоимость единицы продукции. Все, что удалось выяснить, это дату отправки первой партии в Россию.

Мелодичный голосок Кйоко вывел Бондарева из задумчивости:

— Тебе хорошо?

— Нормально, — буркнул он. — Ты умеешь медитировать?

— Конечно! На священные звуки, иероглифы, цвета, пламя…

— На тишину.

— Как это? — удивилась Кйоко.

— Молчишь и размышляешь.

— О чем?

— Не имеет значения. Главное, что молчишь. Хотя бы десять минут.

— Так долго?

— Хотя бы семь. Это минимум.

Озадаченная девушка засопела за спиной Бондарева, возобновив сеанс массажа. Это позволило ему вернуться к невеселым раздумьям.

Все склады фабрики были забиты дедами-морозами. Пятьдесят тысяч подлежали отправке морем не позднее седьмого декабря, то есть ровно через неделю. Судно должно было достичь Мурманска пару недель спустя, где-нибудь около пятнадцатого декабря, и еще через неделю японским игрушкам надлежало стоять на прилавках российских магазинов. А там и Новый год.

Времени оставалось немного, но Харакумо не сомневался, что и эта партия, и остальные будут распроданы очень быстро. По его словам, в Интернете и средствах массовой информации уже началась массированная рекламная кампания, обошедшаяся в кругленькую сумму. Это означало, что детишки уже выпрашивают у родителей необыкновенные подарки, а папы и мамы успели положить глаз на дедов-морозов.

Было запланировано, что 50 000 роботов будут отплывать из порта Хиросимы каждые три дня, вплоть до 16 декабря. Таким образом, до новогодних праздников намечалось продать 200 тысяч игрушек, которые встанут под елку на радость маленьким и взрослым.

И при всем при этом никто не мог сказать, сколько же стоят эти голубоглазые деды-морозы!

Вот почему Бондарев не верил ни управляющему Харакумо, ни его работникам. Вес одного робота тоже вызывал сомнения. Девять килограммов — это же немалая тяжесть. Плюс к этому четыре полукилограммовые батареи. Лет двадцать назад, возможно, детские игрушки и бывали неподъемными, но в век компьютерных технологий и сверхлегких материалов? Черт подери, да эти деды-морозы, по прикидкам Бондарева, не должны были весить больше четырех килограммов, да и то с натяжкой.

Хотя ладно, бог с ним, с весом. Выяснить бы себестоимость и точную цену. Бондарев плохо разбирался в игрушках, зато многое знал об электронном оборудовании. Планшет стоил четыреста баксов, электронная книга — сто, ноутбук тянул на тысячу. Исходя из этого можно было предположить, что японский дед-мороз обойдется российскому покупателю в три сотни долларов, если не больше. Будь он даже мудр как Соломон, разве поможет это продать 200 штук игрушек по триста баксов в столь сжатые сроки?

— Я закончила медитацию, — доложила запыхавшаяся Кйоко.

— И как самочувствие?

— Устала. Подвинься, я хочу к тебе.

— Ты забыла обработать ключицы.

— Их не массируют.

— Ошибаешься. В этом залог бодрости и хорошего самочувствия.

— Но Костя… — заныла Кйоко.

— Пять минут, — смилостивился он. — И молча. Иначе все твои труды насмарку.