Александр Каменский-Мальцев - Лёшка-студент

— Я ведь не спрашиваю о прошлых делах Ковалева, меня интересует он сам.

— А что именно?

— Какой он? Как ты? Тоже грабитель с большой дороги? Кроме водки и ресторанных шлюх ничего не знает?

— Ошибаешься, начальник. Лешка знает много, может, не меньше, чем ты… — Каверзнев его расшевелил, и Кураков обиделся.

— Лешке не здесь надо было быть, а где-нибудь в институте. Он случайный элемент…

— Нет, я все пытаюсь разобраться и никак не могу. Можно понять, когда первый раз попадают, — компания, водка, но когда во второй, в третий — тогда тоже случайно?

— Но не Лешка. Он создан для другой жизни.

— А ты?

— А вот я, пожалуй, как раз для этой, — Кураков с превосходством взглянул на Каверзнева.

— Вот как? Так ты не «вор в законе» случайно, как вы себя называете?

— Да нет… До вора я не дотягиваю. Но я и не изображаю из себя невинную жертву. Сижу я здесь за дело и знаю, что если попадаюсь, меня не пожалеют, но и я не жалею. И если у меня будет возможность украсть, то я украду…

— А Ковалев не такой?

— Нет, не такой. В морду еще может дать при случае, но сюда попал случайно.

— Это как? Что, он не совершал преступления?

— А вы спросите у него.

Кураков смотрел на Каверзнева ехидно.

— А ты язва, — Каверзнев по-доброму улыбнулся.

Для Куракова эта улыбка была настолько неожиданна, что он смутился.

— Спросим и у него… Но ты мне скажи, вот ты освободишься и будешь снова грабить, воровать? Сколько дней ты был на свободе между сроками?

Вопрос Куракову не понравился.

— До конца срока еще дожить надо, — пробурчал он.

— А можно не дожить? Здоровье не позволяет? Так здесь больных лечат…

— Характер.

— Это когда голова заднице покоя не дает?

— Козлоти много… А у меня к ним с детства аллергия. Мне после нашего разговора собираться в «бур»?

— Почему?

— Как почему? Ведь просвещать вас на любую тему, — слово «любую» Кураков выделил, — я не буду. Сказать мне вам нечего, а у Иванова на меня материала хватит…

— Да ты нам и так все сказал. Все, что надо.

— Ничего я вам не сказал! — Кураков смотрел на Каверзнева и усиленно вспоминал, что он такое выложил.

— Ну вот, видишь, как ты лобик наморщил… — весело сказал Каверзнев. — Сомневаешься?

— Ничего я не сомневаюсь…

— А Ковалев лучше тебя думал? Кого он не любил?

— Вас… Ментов! Иванова, да и тот его…

— За что? За то, что мы вас сажаем?

— За методы. За все.

Кураков, видимо, решил, что ничего он не выболтал, и говорил спокойно.

— А Иванов Ковалева за что не любил?

— А вы спросите, — Кураков опять ехидно прищурился.

— Ты же понимаешь, что он не скажет…

— Потому что Иванов — дурак, и знает это! А Лешка не пропускал момента напомнить…

— Как это?

— Нет уж, выясняйте сами. Мне ментовское время не жалко. И не надо из меня дурочку делать… Зовите Иванова, он мне со всей душой суточки выпишет!

— Надо бы, но живи. А то скажешь потом, что мы сюда за тысячу километров приехали для того, чтобы тебя в карцер посадить. Иди, свободен. Конечно, в пределах зоны.

Кураков вышел.

Каверзнев встал, с удовольствием потянулся.

— Вот что, Володя, надо нам разделиться. Ты попроси Иванова, пусть он тебе другой кабинет выделит, и начинай беседы с недругами Ковалева. Иванов тебе подберет. Выясняй привычки, увлечения. Ну и, конечно, все, что связано с прошлой жизнью. Интересная личность вырисовывается…

Следующим вошел высокий парень со свернутым носом.

— А вы кто?

— Осужденный Матеш.

— Значит, вызывал. Боксер, что ли? Садись.

Парень потрогал свой нос. Сел.

— Баловался в молодости…

— А сейчас уже стар?

Матеш усмехнулся.

— Нет спарринг-партнеров.

— Фамилия у тебя интересная, латыш?

— Нет, поляк. Отец — поляк, мать — латышка.

— Срок большой?

— Двенадцать лет…

— Тут вот только что был один, так он не уверен, что досидит. Ты тоже?

— Бес? — Матеш засмеялся. — Он может и не досидеть…

— Почему?

— Да нервный очень, замочат где-нибудь…

— А часто мочат?

— Здесь не часто… Раньше часто…

— А что делите?

— Все. Зону, власть… Долго объяснять, да и не смогу я…

— А Ковалев бы смог?

— Он? Да!.. Тот все, что хочешь, объяснит… Одно слово — Студент!

— Так уж и все?

— Все! Он однажды ради развлечения доказывал нам, что кошка и собака — родственники!

— Это как?

— Да я не смогу так… Он говорил: «У собаки есть хвост? У кошки — тоже. Два уха, два глаза, когти и так далее…»

Каверзнев припомнил, что о таком доказательстве он читал чуть ли не в учебнике по вычислительной технике…