Стивен Хантер - Жарким кровавым летом

Он как наяву увидел свое собственное безрадостное детство, состоявшее почти целиком из страха и боли. Он не хотел этого для своего мальчика.

— Я... я не знаю, что сказать, Джуни. Я никогда не думал ни о каком мальчике или девочке. У меня даже и мысли о них не возникало.

И еще одно чувство владело им, чувство, которое он так часто испытывал прежде: он снова подвел кого-то, кто любил его.

Он хотел, отчаянно желал подарить ей нечто такое, что помогло бы исправить положение. Хоть какую-нибудь мелочь.

А потом он придумал.

— Я пообещаю тебе одну вещь, — сказал он. — Твердо пообещаю. Я брошу пить.

Мальчишке было жарко. Мальчишка курил. Его белокурые волосы с рыжеватым оттенком наполовину закрывали плоское, словно морда мопса, лицо, которому сигарета, свисавшая из уголка рта, придавала особенно наглый вид; в сложенной чашечкой ладони левой руки, которую он поднес ко рту, покоились игральные кости.

— О, деточка, — бормотал он. — Шестерочка, сестреночка, дроченочка, утеночка, курвеночка, маманечка, говненочка, сластеночка, детка, детка, детка, детка, будь послушной деточкой, сделай, что говорит папочка, сладкая конфеточка, деточка, шестерочка!

На его лице обрисовался почти религиозный экстаз, он принялся медленно вращать крепко стиснутый кулак, а на лбу мальчишки поверх густых веснушек выступили крупные, ярко сверкавшие капли пота. Он закатил глаза, а потом и прикрыл веки, хотя, возможно, последнее было вовсе не связано с заклинанием судьбы, а вызвано раздражением от дыма «Лаки страйк», не вовремя попавшего в глаза.

— Давай, милый, давай, давай! — сказала его подруга, выглядывавшая из-за плеча мальчишки.

Она казалась лет на десять старше своего спутника, увесистые пухлые груди туго натягивали платье, подол которого был настолько короток, что открывал взорам все, на что стоило обращать внимание. Это была платиновая блондинка с накрашенными рубиново-красной помадой губами; ее серьги и ожерелье сверкали алмазами. Она прикоснулась к плечу мальчишки на удачу.

Его лицо исказилось судорогой, и он разжал кулак.

Кости бешено запрыгали по столу, и Эрл вспомнил о японском «бетти» — двухмоторном бомбардировщике, который когда-то на его глазах, подбитый, упал в море. Самолет совершенно невероятным образом кувыркался в воздухе, пару раз подпрыгнул на воде, подняв фонтан брызг, и канул в глубину. Кости, в отличие от самолета, остались на поверхности стола. Эрл снова взглянул на парнишку, который всем телом подался вперед; его глаза, полные надежды, были широко раскрыты.

— Проклятье! — в ужасе закричал мальчишка, увидев на обращенных кверху гранях маленьких кубиков три и четыре точки. Не две и четыре, или три и три, или пять и одну, которые были ему нужны. Выпали несчастные семь очков, а это означало, что он проиграл.

— Сожалею, сэр, — произнес крупье с чисто профессиональным равнодушным почтением в голосе и отработанным движением пододвинул к себе лопаточкой ставку белобрысого мальчишки — кучку двадцати-, пятидесяти— и стодолларовых банкнот.

Этот проигрыш, несомненно, значительно превышал сумму нового — и лучшего в его жизни — годового жалованья Эрла. Впрочем, мальчишка только ухмыльнулся и вытащил из кармана большой, как кулак Демпси [12], комок смятых купюр.

— Он просадил кучу денег, — сказал Эрл Ди-Эй Паркеру, который стоял рядом с ним в переполненной комнате на втором этаже клуба «Огайо», наблюдая за игрой. — И продолжает улыбаться. Откуда такой молокосос мог набрать столько «капусты», чтобы пригоршнями разбрасывать ее? И где он подцепил эту куклу — прямо с календаря?

— Там, откуда он взялся, всего этого добра хватает, — ответил Ди-Эй. — Вы ведь не часто ходите в кино, верно, Эрл?

— Нет, сэр. Времени не хватает.

— Ну так вот, этого мальчишку зовут Микки Руни. Он большой актер. Всегда играет этаких деревенских олухов, молодых парней из провинции. Он выглядит на четырнадцать, но на самом деле ему двадцать шесть, он был дважды женат и выбрасывает по десять тысяч за ночь всякий раз, когда приезжает в город. Я слышал, что игроки называют его «мистер Эй-парни-давайте-устроим-шоу!».

Эрл потряс головой, не скрывая отвращения.

— Это Америка, Эрл, — сказал Ди-Эй. — То самое, за что вы сражались.

— Давайте пойдем отсюда, — предложил наконец Эрл.

— Конечно. Но только сначала осмотритесь, запомните все как следует. Возможно, когда вы в следующий раз увидите это место, у вас в руках будет «томми».