Стивен Хантер - Гавана

— Желаю удачи, сеньор. Вас ждет огромное удовольствие. На этой неделе карнавал, на следующей — охота. Лучшее время для мужчины. И тут и там — плоть. Что может доставить ему большую радость?

— Золотые слова, сэр. Вы совершенно правы.

Даже без экстравагантных сапог от Аберкромби и Фитча он потратил больше сотни баксов! Суэггер выписал чек, чувствуя себя вором. Он ожидал сложностей: как-никак Эрл был оказавшимся в незнакомом городе иностранцем, едва говорящим по-испански. Но все было в порядке. Здесь привыкли обслуживать богатых местных американцев, которые на досуге занимались рыбной ловлей, охотой на кабана и оленя и платили надежными чеками. Никаких проблем.

Затем Суэггер зашел в прачечную и отдал купленную одежду в стирку, чтобы она не стояла колом и утратила фабричный запах.

— До которого часу вы работаете?

— Как обычно, до семи, сеньор. Делу время, потехе час.

— Похвально. Сможете постирать эти штуки, чтобы не воняло магазином?

— И шляпу тоже, сеньор?

— Да, и шляпу. Пусть станет мягкой, как котелок, который надевали сотни раз.

— Si, senor.

— А стационарная сушилка у вас есть?

— Да, сеньор.

— Тогда сделайте вот что. Положите сапоги в пакет. Сдача в кассе есть?

— Si, — сказал сбитый с толку продавец.

Его никогда не просили просушить сапоги, одновременно спрашивая про сдачу.

— Отлично. Бросьте всю мелочь в пакет с сапогами. Пусть покрутятся вместе до моего возвращения. Я знаю, шум будет большой. Но заплачу, сколько скажете. Я хочу, чтобы сапоги как следует поколотило монетами. Завтра они могут мне понадобиться, и нужно, чтобы к тому моменту обувь была мягкой, как масло. О'кей?

Два кубинца обменялись ошарашенными взглядами, словно стояли рядом с сумасшедшим, но Эрлу не было до этого дела.

— Вернусь через пару часов. Этого будет достаточно?

— Да.

Наступило время ланча. Он прошел несколько кварталов пешком, время от времени ощущая чувствительные тычки, и наконец обнаружил американскую закусочную. Неужели это Куба? Он заказал гамбургер, пакетик жареной картошки и «кока-колу». Если не считать персонала, в закусочной были одни американцы.

Потом Суэггер немного прогулялся, забрал выстиранную и выглаженную одежду, переставшую казаться новой, вернулся в отель, выложил купленное, извлек из футляра винтовку, несколько раз вставил и вынул обойму, щелкнул затвором, проверил прицел, протер линзы замшей и попытался расслабиться.

Это оказалось невозможно.

Тогда он позвонил в Америку, Джун: время было подходящее, а он чувствовал неуверенность и не мог обрести покой. Что-то внутри было не так, словно он подхватил грипп, но не хотел идти в лазарет. Очень похоже...

Наконец трубку сняли.

— Алло? — ответил скучающий мальчишеский голос.

— Бобби? Бобби, это папа!

— Папа? Привет, па! — тут же оживился сын.

И Эрл поговорил с ним. Это оказалось нелегко. Иногда он с трудом находил нужные слова.

— Ну, как ты?

— Нормально, папа. Видел оленей. Их в лесу до фига.

— Осенью ты получишь одного из них. Можешь не сомневаться.

— Да, сэр. Папа, ты не рассердился за то, что я не застрелил его весной?

Эрлу стало ясно, что мальчик связывает воедино два разных события: свою неспособность выстрелить в оленя и немедленное исчезновение отца.

— Ничуть. Нет, не рассердился. Ты будешь молодцом, малыш. Осенью ты завалишь его — конечно, если захочешь... А мама дома?

— Нет, сэр. Ушла в церковь.

— Передай, что я скучаю по ней. И по тебе тоже. Боб Ли, папа тебя очень любит. Ты знаешь это, правда?

Он сказал это мальчику впервые в жизни.

— Да, сэр.

— Думаю, скоро все закончится, и я вернусь домой. Привезу тебе хороший подарок, вот увидишь. И все будет по-прежнему. Я больше никогда никуда не уеду, о'кей?

— О'кей.

— Скажи маме, что я звонил.

— Да, сэр.

— Ну, пока.

— Пока.

Эрл положил трубку, чувствуя себя так, словно провалил экзамен. Собирался сказать многое. А не сказал ничего.

О боже, ему требовалось выпить. Всего одну порцию джина со льдом, разбавленного тоником, практически одну содовую с капелькой алкоголя. Но это привело бы его прямиком в ад, откуда нет возврата.

Вместо этого он подошел к окну и полюбовался на карнавал. А полюбоваться было чем: музыка звучала повсюду, а там, где была музыка, были и толпы. Площадь, освещенная газовыми фонарями, была полна; лоточники торговали всевозможными напитками; внизу волновался целый океан человеческих страстей и желаний. Все это напоминало огромный парад.