Стивен Хантер - Гавана

Затем суша снова сомкнулась: до обоих берегов было не больше сотни ярдов. Но никто не окликнул их, не зажег прожектора, не включил сирену. Противоположный берег тонул в темноте.

Эрл посмотрел налево. Даже в этот поздний час дворец президента был ярко освещен, его колонны претендовали на величие, которого здесь не было и быть не могло. Фортификационные сооружения, охранявшие вход в бухту и стоявшие по обе стороны канала, производили более грозное впечатление. В толстых стенах были проделаны бойницы для пушек, готовых противостоять вторжению. И самым мрачным из фортов была крепость Морро.

А потом форты остались позади, и они вышли в открытое море, казавшееся угольно-черным по сравнению с более светлым небом. Море было пустынным; им не попадалось ни одного огонька, свидетельствовавшего о близости других кораблей. Над ними раскинулся безбрежный небосвод. Поверхность воды блестела в ярком свете звезд. Воздух был свеж и прохладен, в нем не чувствовалось запаха помойки, топлива и человеческих страстей.

Кто-то пристроился рядом. Конечно, это был русский.

— Мы поплывем во Флориду, на северо-северо-восток. Как я сказал, во второй половине дня будем на месте. Путешествие недолгое. Ки-Уэст, и вы дома. Что вы будете там делать?

— Ничего. Сяду на автобус и поеду к себе на ферму. Буду жить с женой и сыном. И работать.

— Больше не связывайтесь с этими парнями и с их делами. Там все хитрят, никто никому не верит и роет другому яму. Это будет для вас смертью. Можете не сомневаться.

— Не волнуйтесь, этот урок я запомню надолго. Сигарету?

— Да, спасибо.

Суэггер щелкнул по донышку и протянул пачку русскому. Тот взял сигарету. Эрл вынул зажигалку «Зиппо», оставшуюся на память о службе в морской пехоте, наклонился и прикрыл пламя ладонями. Русский втянул в себя воздух, пламя вспыхнуло, и кончик сигареты засветился красным.

— Знаете, — с наслаждением затянувшись, сказал Спешнев, — у вас, американцев, замечательные сигареты. Английские по сравнению с ними дерьмо. Французам тоже не мешало бы поучиться у вас, но табак у них неплохой. Кубинцы — мастера по части сигар, а американцы...

Тут он увидел, что американец его не слушает.

Эрл мрачно смотрел на сушу, раскинувшуюся за спиной Спешнева.

Русский обернулся, но не увидел ничего, кроме темной стены и ярко освещенной набережной Малекон. Здешние рестораны и бары работали круглосуточно, взад и вперед сновало множество машин.

— Что случилось? — спросил он.

— Я обошел пешком всю Гавану, — ответил Эрл. — Мы только что миновали улицу Манрике, которая пересекает Санха у театра «Шанхай».

— И?..

— И увидел «леденец».

— Что?

— Проблесковый маячок. Мигающий красным. По улице Манрике в сторону Санха ехала машина. Должно быть, за ней. Тут всего несколько кварталов.

— За ней? О ком вы говорите?

— За Эсмеральдой. Полицейская машина.

— Ах да, та проститутка.

— Да.

— Полицейские машины прочесывают Чайнатаун днем и ночью. Патрульная служба.

— На этом судне есть антенна. Необычная антенна. С ее помощью можно подслушать разговоры по радио?

— Суэггер, я...

— Вы знаете, что это правда. Если так, то вы можете прослушать частоты, на которых работает гаванская полиция.

Русский бросил на него подозрительный взгляд.

— Ради бога, во что вы ввязываетесь? Вам-то какая разница? Теперь все позади. Вы плывете в Америку. Орлов высадит меня в Мексике, а оттуда я отправлюсь домой. Наши приключения на Кубе закончились.

— Мистер Вермольдт, пожалуйста. Пусть этот молодой офицер включит свою аппаратуру. В такой поздний час болтают все. Я знаю это, потому что болтал сам. Расскажете мне, что вы услышите. Расскажете мне, что происходит.

— Суэггер, вы просто чокнутый.

— Мистер Вермольдт, это важно. Пожалуйста.

Русский устало поднялся. Суэггер услышал обрывки спора, потом молодой офицер передал штурвал помощнику и исчез внизу. Русский пошел за ним.

Эрл курил одну сигарету за другой, сидел на носу корабля и смотрел на темный горизонт. Его обдавало брызгами, но он не обращал на это внимания. Что делать?

И тут появился русский.

— Ну, дело сделано. Что вы хотите знать?

— Все. Она помогла мне, хотя и не должна была. Я знал, что не имею права обращаться к ней.

— Каждый делает то, что может.

— Что случилось?

— Была облава. История неприятная.

— Она умерла?

— Ее застрелили.

— О боже... — сказал Эрл.

— В конце концов.