Вскоре Эрл увидел человека, которому он написал письмо и который ему перезвонил. Он был одет в штатское и сидел за рулем черного кабриолета «додж» модели 1950 года. Но даже в такой одежде он оставался военным: коротко остриженные волосы, волевая линия рта, решительно вскинутый подбородок, широко расправленные плечи, прямая спина.
Эрл поехал следом за «доджем», пропустив вперед пять машин — исключительно из соображений безопасности. Он хотел убедиться, что никто за ним не следит. И за ним действительно никто не следил.
Военный моряк подъехал к условленному бару точно в назначенное время и вошел внутрь.
Эрл подождал снаружи, проверяя, что встреча произойдет без ненужных свидетелей, затем тоже прошел в бар.
Оказавшись в полумраке зала, он прищурился, чтобы глаза привыкли к темноте, и наконец увидел того, кого искал. Эрл не был близко знаком с этим человеком, и тот, узнав его, не улыбнулся. Поставив стакан, военный моряк поднялся с места, распрямляясь во весь рост.
Последний раз Эрл видел его в октябре 1942 года. В тот день моряк истекал кровью от двух пулевых ранений в кабине сбитого истребителя «уайлдкэта». Самолет был объят огнем, и японцы продолжали в него стрелять. Эрл открыл огонь по японцам, отгоняя их прочь, затем под прикрытием огня своих подбежал к самолету, который должен был вот-вот взорваться, и сказал военному моряку те же самые слова, которые повторил сейчас, в баре, девять лет спустя:
— Сынок, здесь не лучшее место, чтобы знакомиться с новыми друзьями.
— Здравствуй, комендор Суэггер, — ответил моряк. — Господи Иисусе, как же я рад тебя видеть. Знаю, что ты дослужился до первого сержанта, но для меня ты навсегда останешься комендором Суэггером.
— Если честно, сэр, — ответил Эрл, отвечая на крепкое рукопожатие таким же крепким, — это не имеет значения, потому что сейчас я просто старина Эрл. И может статься, вы перестанете радоваться, узнав, что я замыслил.
— Зная тебя, комендор, я не сомневаюсь, что это что-то из ряда вон выходящее.
Эрл улыбнулся.
— Вы правы, адмирал. Вы совершенно правы.
Сэм вернулся домой усталый и опустошенный. Настроение у него было хуже некуда. Забрав почту, он налил себе бурбона и удалился в свой мрачный кабинет. По всему дому звучали голоса детей. Когда-то эти звуки наполняли сердце Сэма радостью, однако в этот вечер они лишь усилили головную боль и усугубили депрессию.
Несколько часов Сэм провел на телефоне, пытаясь связаться с бывшими студентами медицинского факультета Гарвардского университета, выпуск 1928 года. Все те, кого ему удалось разыскать, к настоящему времени добились успеха в жизни. Имеющие обширную частную практику или занимающие высокие должности в престижных научных заведениях, они, разумеется, оказывались заняты слишком важными делами и не могли подойти к телефону, но когда они все же снисходили до того, чтобы ответить, их голоса звучали настолько высокомерно и надменно, что Сэму приходилось применять все свое красноречие, чтобы добиться от них хоть чего-нибудь. И всякий раз, когда он наконец куда-то попадал, выяснялось, что это тупик.
Кто-то, но далеко не все, помнил Дэвида Стоуна; среди этих немногих еще более узкая подгруппа выражала готовность поделиться тем, что им было известно о своем бывшем однокурснике, но даже этим людям, как выяснилось, было известно о Дэвиде Стоуне только то, с чего начинал Сэм: блестящий исследователь, бескорыстный помощник обездоленных, усердный работяга, человек в высшей степени обаятельный. Женился на красивой женщине из состоятельной семьи. Детей супруги Стоуны так и не завели, поскольку знаменитый доктор постоянно находился на передовом крае медицины, творил добро по всему миру. Во время войны вел какую-то важную работу для армии. Его безвременная кончина явилась настоящей трагедией. Казалось, все врачи, словно подчиняясь какому-то неписаному кодексу чести, упрямо говорили об одном из своих только хорошее.
Тот Дэвид Стоун, которого открыл для себя Сэм, — человек, имеющий тайны, одержимый стремлением очистить мир, человек, чьи самые интимные письма жене казались фальшивыми и неискренними, человек с расшатанной психикой, состояние которой можно было считать пограничным случаем клинического сумасшествия, — этот человек существовал только для Сэма, и не было никаких указаний на то, что о нем известно еще кому бы то ни было.
Поэтому на плечах Сэма неприятной тяжестью лежала мысль о том, что он напрасно теряет время и деньги, которые придется заплатить мистеру Дейвису Тругуду за длительные междугородные телефонные разговоры. А Сэму придется выставить счет своему клиенту, ибо сам он оказался очень стеснен в средствах, ведь теперь у него не было никаких других, даже самых пустяковых дел: люди из комитета по антиамериканской деятельности хотя и потерпели поражение и вынуждены были ретироваться, тем не менее успели запятнать репутацию Сэма в глазах жителей округа.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу