Тим Уиллокс - Бунт в «Зеленой Речке»

— Генри! — встревоженно рявкнул Рей. — Без глупостей!

Эбботт, естественно, и не собирался что-либо предпринимать, но Кольт Грили отскочил на метр, не спуская с великана глаз.

— Какого рожна, кореш? — взвизгнул он, обращаясь к Клейну. — Не надо!..

— Извини, Кольт, — ответил Клейн. — Эбботт пять минут назад пришил в церкви четырех мужиков голыми руками. Если на него опять накатит, я не смогу его удержать.

— Мама…

Глядя в бесстрастное лицо Эбботта, Грили несколько раз открыл и закрыл рот. Заточка, зажатая в его кулаке, неуверенно задрожала. Кольт взглянул на нее, совершенно не соображая, как она очутилась в его руке, и торопливо затолкал за пояс.

— Эбботт втюрился в этого Кроуфорда. Заставил меня тащить толстого ублюдка через всю тюрягу на собственном горбу. — Клейн кивнул в сторону охранников, забившихся в туалет и с неприкрытым ужасом таращившихся на Эбботта. — Хочет, чтобы эти шестерки позаботились о нем.

— Во бля, — сказал Грили и нервно улыбнулся Эбботту, не сводившему с него равнодушного взгляда. — Дык почему бы и нет? Черт, ведь Кроуфорд один из нас, верно?

— Принеси ему маленько порошка, — приказал Клейн.

— Порошка? — глупо переспросил Грили.

— Ну, героина, — пояснил Клейн. — Врубаешься? Только не кокаина, а хорошего товара, лучше коричневого. Верно я говорю, Генри?

Эбботт продолжал молча смотреть на Грили.

Тот с готовностью закивал головой.

— Какие вопросы, док!..

Грили исчез. Клейн повернулся к охранникам: это были Берроуз, Сандоваль и Грайрсон.

— Грайрсон! — позвал Клейн, устраивая Кроуфорда поудобнее и подтягивая жгут на его ране.

Грайрсон подошел к нему и остановился, ожидая. Клейн взял у Эбботта два обломка доски и пристроил их сверху и снизу ноги Хэнка. Каждое прикосновение заставляло раненого содрогаться от боли.

— Я хочу, чтобы вы, — сказал Клейн, — разорвали простыню на полосы и прибинтовали эти доски в таком положении. Пусть он пьет столько воды, сколько захочет. Когда Грили принесет наркотик, давайте Кроуфорду нюхать понемногу, чтобы снять боль.

— Понял, — сказал Грайрсон.

— Вам от этого хуже не будет.

— Ясно. — Грайрсон украдкой взглянул из-за плеча Клейна на Эбботта. — Он и в самом деле пришил тех парней?

Клейн не видел ничего плохого в том, чтобы поддержать репутацию Эбботта. Генри, похоже, тоже не возражал.

— Кошмар, — прошептал Клейн. — Ваше счастье, что вам не довелось этого видеть. Грауэрхольца не встречали?

— Он прошел здесь минут тридцать назад, а с ним еще человек шестнадцать, а то и двадцать — все обколовшиеся и пьяные до зеленых чертей. Мы уже решили было, что нам кранты, но они прошли мимо. — Грайрсон минуту помолчал и добавил: — По словам Грили, Эгри послал этих психов в лазарет, чтобы перебить всех пидоров… — Нервно взглянув на Эбботта, охранник поправился: — Я хотел сказать, больных СПИДом.

— А что случилось с чернокожими?

— Их крепко побили. Если бы Вик Галиндес не открыл двери камер, все бы погибли. А парни Эгри, все еще осатаневшие, охотятся за ними. Я думаю, что нигеры — все, что остались, — сейчас разбежались кто куда и попрятались. Ну а многие так и сидят с мексиканцами в блоке „С“.

Так же как и белые зэки, охранники преднамеренно называли всех заключенных латиноамериканского происхождения „мексиканцами“, хотя подавляющее их большинство было уроженцами Техаса.

— Что, по-вашему, станет делать Хоббс? — спросил Клейн.

— Если бунтовщики не начнут убивать заложников, он терпеливо подождет, пока у них закончатся выпивка и наркотики и они начнут звать маму. Думаю, это случится дня через три.

— Или через десять, — подал голос Берроуз.

— Прикажет ли Хоббс остановить Грауэрхольца, если тот начнет штурмовать больницу?

Грайрсон нахмурился:

— Я бы на это особо не рассчитывал, но Хоббс вообще-то мужик непредсказуемый…

— А Клетус?

— Ну, с этим все ясней ясного: он не позволит ни одному из наших занозить палец из-за этой банды подонков… — Он снова взглянул на Эбботта. — То есть я хотел сказать…

— Ясно, — перебил его Клейн, сожалея о том, что три года назад ему и в голову не приходило нанять Эбботта просто торчать у него за спиной. — Пока мы не вернемся, позаботьтесь о его ноге.

Поднявшись, Клейн пошел к двери, на ходу сгибая и разгибая пальцы правой руки. Эбботт протянул ему фонарь.

— Я живу во мраке, — сказал он. — Вы не можете видеть так хорошо, как я.

На мгновение Клейну показалось, что в голосе Эбботта появились новые, незнакомые нотки, но он не совсем был в этом уверен. Эмоции, наверное… Доктор заглянул великану в глаза: пусты и невыразительны, как всегда. Он взял фонарь. Надо же: „Я живу во мраке…“ Голос Генри все еще звучал в ушах Рея. Он помотал головой.