Клоду внезапно стало нехорошо.
Стоукли фыркнул:
— Ха, Клейн, не нужно доктора, чтобы об этом догадаться. Убить этого Хоббса мало.
— Возможно, — согласился Клейн.
Клод почуял ссору, да и разговор о Хоббсе его нервировал.
— Ничего, как сказал Стоук, мы все выдержим, — вмешался он. — А как дела у вас?
— Мое ходатайство удовлетворили, — ответил Клейн. — И завтра меня отпускают.
Клод был ошеломлен и напуган. Все его бросают. Клейн был единственным человеком, с которым Клод мог поговорить в самые тяжелые минуты, когда необходимость, притворившись женщиной, жить в постоянном страхе от непредсказуемых вспышек гнева Эгри доводила его до ручки. Частенько, будучи Клодиной, он прибегал в камеру Клейна и плакал в ней, как в исповедальне. Эгри против этого не возражал, как и против всего, что еще глубже укореняло в сознании Клода представление о себе, как о женщине. А капризы и плач в жилетку врача полностью соответствовали представлению Нева о стандартах женского поведения. По той же причине Клод регулярно устраивал Эгри сцены по поводу содержания камеры в опрятном виде, хотя на самом деле ему было глубоко плевать. И даже здесь, в блоке „B“, лишь от сознания, что Клейн где-то здесь поблизости, в Клоде росло чувство уверенности. И вот теперь доктор уходит… Клод сглотнул свою горечь, но не так быстро, чтобы Клейн ее не заметил.
— Я напишу тебе, — сказал он. — Сразу, как устроюсь.
— Это будет первое письмо, которое я здесь получу, — ответил Клод, изображая на лице широкую улыбку. — Старина, так это здорово! Вот это новость так новость…
Ему очень хотелось похвастаться перед Клейном и своими перспективами освобождения, но он не посмел: Стоукли врубится, как Туссен их использовал, и покажет ему, где раки зимуют. Поэтому он просто энергично потряс руку доктора.
— Здорово, — повторил он.
— Вот я и решил засвидетельствовать тебе мое почтение.
Сердце Туссена сжалось. Почтение… Клода Туссена не уважал никто. Пока он был „женой“ Эгри, люди лизали ему задницу, потому что знали, что он — или она — может устроить им пакость, нажаловавшись Эгри. Временами она так и поступала — просто, чтобы показать, на что способна. Но его все равно не уважали. Люди просто боялись Эгри.
— Спасибо, Клейн, я… — Клоду не хватало слов. — Я хочу сказать, удачи вам, дружище. Аккуратнее там, на воле.
— Постараюсь, — пообещал Клейн. — Побегу-ка я, чтобы не опоздать к третьей поверке — не хотелось бы оказаться в штрафниках накануне освобождения.
— Конечно, — согласился Клод, борясь с комом в горле.
Клейн встал из-за стола:
— Когда выйдешь, встретимся.
Клод тоже поднялся на ноги:
— Можете не сомневаться, приятель.
— Ну, пора. — Клейн протянул руку, и Клод пожал ее еще раз. Клейн улыбнулся.
И тут от задних ворот, ведущих в столовую, донесся вопль: дикий, прерывистый вопль, пронзивший Клода своей самой высокой нотой, перейдя в отчаянное, захлебывающееся всхлипывание.
Клейн повернул голову: улыбка на его лице растаяла, уступив место неприкрытому ужасу. Клод посмотрел в направлении его взгляда.
— Пропустите раненого человека!
В центральном проходе, полушагая, полуобмякнув на руках двух обхвативших его человек, показался Сонни Уэйр из блока „A“ — мелкий воришка-краткосрочник, грешивший, по слухам, доносами. Правой рукой он баюкал пенек вместо левой, отрезанной пятнадцатью сантиметрами ниже локтя. Весь залитый кровью, с лицом, искаженным болью и страхом. Рот причудливо кривился, втягивая воздух для очередного вопля.
— Пропустите раненого человека! — снова взвыл Бубба Толсон, борода которого была густо припудрена цементной пылью; массивной татуированной ручищей он придерживал Уэйра за талию. С другой стороны раненого шел Гектор Грауэрхольц — психопат из психопатов.
Волной по столовой прокатились выкрики и матерщина; обитатели блока „B“ повскакивали с мест, чтобы лучше видеть происходящее. Кровавая процессия направлялась прямо к столику Клода. Клейн шагнул вперед, — видимо, чтобы оказать помощь истекавшему кровью. Стоукли тоже вскочил на ноги и с подозрением напряженно следил за пришельцами. Кошмарное зрелище приковало всеобщее внимание.
Клода затошнило, и он отвернулся.
И тут краем глаза он заметил у раздаточной стойки массивную приземистую фигуру, скользнувшую молча и грозно в сторону Стоукли Джонсона.
Это был Нев Эгри.
Внутренности Клода обратились в липкую грязь; он открыл было рот, но парализованное горло не издало ни звука.
Читать дальше