Владимир Першанин - Штурмовая группа. Взять Берлин!

Ненужная разведчикам перестрелка усиливалась. С немецкой стороны били минометы. Взрывы раздавались позади, но вскоре немцы изменили прицел, и сразу несколько мин взорвались на улице. Осколки свистели, бряцали о камни.

Группа нырнула в развалины, чтобы не попасть под случайный взрыв. С нашей стороны тоже вели огонь минометы, только более мощные, 120-миллиметровые.

— Здесь люди, — позвал Ольхова Иван Шугаев, высветивший фонариком вход в подвал.

В довольно просторном подвале, превращенном в жилую комнату, лежали и сидели человек двенадцать немцев. В основном женщины и дети. Савелий Грач осветил фонариком закутки, продолжая держать автомат наготове.

— Здесь нет военных, — сказала одна из женщин. — Оружия тоже нет.

По-русски она говорила неплохо, хотя и с сильным акцентом.

— Свет с улицы не виден? — спросил лейтенант.

— Нет. Под потолком единственное окно, и оно плотно зашторено.

Оказалось, что жители разрушенного дома живут здесь дней пять. В подвале хоть и не очень холодно, но сыро. Дети простужены, кашляют. Вскипятить чаю или сухого молока сложно. Керосин кончился, а разжечь огонь в маленькой печке опасно. Едва появляется дым, сразу начинают стрелять.

В подвале пахло плесенью, чем-то прогорклым, но эти запахи перебивал хорошо знакомый всем солдатам гнилостный дух разлагающейся плоти.

Женщина рассказала, что, когда в дом угодила бомба, не меньше пятидесяти человек остались под развалинами. Часть трупов удалось извлечь и похоронить, а затем в городе начались бои, и дальнейшие поиски прекратили. Слишком опасно вылезать наверх.

— Вы хорошо говорите по-русски, — сказал Савелий Грач. — Жили в России?

— Нет. Когда началась война, на некоторых предприятиях открыли курсы русского языка. Я оказалась способной ученицей.

— Ну как же управлять оккупированной страной, не зная ее языка! — иронично заметил старший лейтенант.

Женщине было лет тридцать. В аккуратных брюках, свитере, она была довольно миловидна.

— Мне нечего вам ответить, господин офицер, — пожала она плечами. — Наше правительство столько всего натворило, а расплачиваться приходится нам. У нас есть немного кофе. Можем вас угостить.

— Спасибо, не надо.

Хотя в подвале было довольно темно, при свете двух свечей Савелий хорошо различал стройную фигуру женщины и аккуратно зачесанные назад волосы.

Минуты на три повисла тишина. Разведчики прислушивались к тому, что происходит на улице. Обитатели убежища молчали. Обстрел понемногу стихал, лишь обменивались короткими очередями наши и немецкие пулеметы. К женщине подошла девочка лет десяти, видимо, ее дочь, и прижалась к матери.

— Не бойся, русские солдаты не такие страшные, как их рисуют на плакатах.

Вряд ли девочка понимала русский язык. Сказано было для русского офицера.

— Вам нечего бояться. С женщинами и детьми мы не воюем.

Отчего-то запершило в горле. Может, оттого, что Савелий отвык на войне от общения с женщинами.

Какие-то короткие встречи и мимолетные связи были, но это случалось не часто и длилось недолго.

— Поблизости есть немецкие солдаты?

— В нашем доме точно нет.

— Это я уже слышал. А в соседнем?

Женщине не хотелось отвечать. Возможно, она боялась. В разговор вмешался один из пожилых мужчин. Он говорил на русском гораздо хуже, но понять его было можно. В соседнем доме расположен пост. Отделение из нескольких человек. В других домах солдат больше, они будут воевать, хотя многие не хотят продолжать эту войну. Дезертиров расстреливают и вешают без суда. Кроме того, в городе много эсэсовцев, а кто они такие, господин лейтенант наверняка знает.

— Знаю, — кивнул Савелий и попросил у женщины: — Дайте попить воды, пожалуйста.

Женщина зачерпнула небольшим ковшиком воды из закрытого бидона и, перелив ее в чайную чашку, протянула офицеру:

— Битте шен…

В глазах ее играли вызывающе веселые огоньки.

— Данке.

Пить Савелий не хотел, но большими глотками опустошил чашку. Сергей Вишняк за его спиной смотрел на обитателей подвала с нескрываемой неприязнью. Сержант потерял брата и отца и ненавидел немцев.

— Вам тоже налить воды?

На вопрос женщины Вишняк отрицательно покачал головой и сказал, оглядев подвал:

— Вам еще долго придется жить в этих развалинах. Жаль, что вы не видели того, что натворили фашисты в моей стране. Они сжигали целые села вместе с мирными жителями.

— Мы не фашисты, — отрицательно замотали головой оба мужчины.