Лев Пучков - Пасынки Джихада

Недавно в Веденском районе состоялась очередная явка с повинной в правоохранительные органы двух боевиков из окружения Ш. Басаева. Показательно, что в этот раз вместе с оружием сотрудникам силовых структур были выданы принадлежавшие Ш. Басаеву т. н. символы власти — знамя абхазского батальона Ш. Басаева и т. н. центрального фронта ВС Ичкерии, которые он передал на хранение своим доверенным лицам.

Мотивируя данную выдачу, сподвижники Басаева рассказали оперативникам, что полностью разуверились в своих прежних идеалах, которые, будучи вместе с Басаевым, им доводили иностранные инструкторы.

Сама жизнь показала, что планы Масхадова, Басаева и их зарубежных покровителей зашли далеко в тупик. Сдавшиеся проиллюстрировали это примерами того, что не раз были свидетелями, как арабские инструкторы требовали от своих подчинённых-чеченцев уничтожать своих же сельчан, навязывая таким образом привнесённые из-за границы «религиозные ценности».

Рассказывая о Ш. Басаеве, бывшие его «друзья» сообщили, что в настоящее время он, как заяц, пустился в бега, скрываясь даже от тех, кому некогда мог доверить самое сокровенное.

Идущий процесс распада бандгруппировок уже не остановить. На это указывает и то, что всё больше боевиков, раскаявшихся в бессмысленном кровопролитии, продолжают уходить от своих т. н. командиров и возвращаться к мирной жизни.

«…Довожу до сведения всех оккупантов, воюющих в Ичкерии.

Отныне за каждое ваше преступление, совершённое против мирных граждан на территории нашей многострадальной страны, вы будете получать адекватный ответ на территории своей Русни.

Теперь вы будете знать, что ваши семьи, оставленные вами дома подвергаются такой же опасности, как и семьи чеченцев, против которых вы совершаете злодеяния.

Отныне каждый из вас, поднимая руку на чеченского ребёнка, женщину или старика, может быть твёрдо уверен, что он и его семья не уйдут от возмездия и всех вас рано или поздно постигнет заслуженная кара.

Аллах Акбар!

Возле дома, где проживали занесённые в чёрный список семьи, было всё тихо и почти что благопристойно. Именно «почти» — обстановку маленько портила стайка подростков, заседавшая на скамейках у третьего подъезда.

Подростки шумели. Громко разговаривали, перекрикивая друг друга, пронзительные реплики девчат подчёркивали глуховатый бубнеж пацанов, обильно сдобренный матом.

— Ну, слава богу… — облегчённо пробормотал Иванов. — Вроде всё нормально…

Юные дебоширы, увидев товарищей в форме, притихли. На них не написано, что военные, а в форме сейчас много неприятных личностей ходит, способных испортить вечер: и СОБР, и ОМОН, и милицейский спецназ.

Иванов притормозил у скамеек и попытался поделикатнее сформулировать вопрос. Как назвать дагестанцев? «Кавказцы»? «Нерусские»? «Чёрные»?

— «Звери» тут не пробегали? — бесцеремонно влез Вася.

— Ну, Вася!

Реакция публики не замедлила воспоследовать.

— Оп-па!

— Давно пора!

— Мочить, мочить и мочить…

— И побольше сортиров построить…

— Че за базар? — прикрикнул на публику Вася. — Не слышу ответа?

— Были двое. Минут двадцать назад.

— И куда они пошли?

— Да вот, в этот подъезд.

— Это наш подъезд. Я тут живу…

— Это к Верке из сорок восьмой. Она шлюха.

— Рот закрой! Чего это она шлюха?

— Да она за деньги хоть с негритосом готова!

Шлёп! Сочная оплеуха.

— Ты че, совсем ошизела? Че я такого сказал-то?

Впрочем, весь этот гомон наши хлопцы уже не слушали: все двинулись вслед за Петрушиным, который по получении информации сразу заскочил в подъезд.

На третьем этаже обнажили стволы, встали спинами к стене. Первый в списке адрес был именно здесь.

На площадке было тихо.

Вася, перегнувшись через перила, зачем-то посмотрел вверх.

— Чего там? — свистящим шёпотом спросил Серёга.

— Да так… показалось.

— Ну что, будем звонить? — Иванов нервно вздохнул и потянулся к звонку.

— Не стоит. Ну-ка…

Петрушин взялся за ручку двери и потянул на себя. Дверь поддалась — не заперто. Как только образовалась небольшая щель, из квартиры стало слышно негромкое сдавленное рычание. Или стон? Нет, скорее именно рычание, как будто кто-то торопился что-то делать и рычал от нетерпения.