Александр Тамоников: Больная родина

Суриков попытался привстать, огрызнуться ответным огнем. Неловкое движение, и боль парализовала правую сторону тела. Он завалился на бок, как подпиленное дерево.

На гребне горы обрисовались двое — бородатые, в грязном камуфляже. Размахнулись, чтобы бросить гранаты. Где-то слева простучала отрывистая очередь. Молодец Бакиев! Боевики словно подломились, выронили гранаты.

Ответная реакция последовала незамедлительно. Духи стали швырять гранаты из укрытий. Рвались они с недолетом, на дороге, среди валунов. Одна закатилась под колеса чадящего «ГАЗа» и грохнула там. Автоматчики выбегали из укрытий, хлопки звучали уже ближе, и не было никакой возможности высунуть голову.

Истошно закричал Бакиев и выронил автомат. Осколок рассек ему руку. Хрипели бойцы за спиной прапорщика — Кошкин зарывался в землю, Макаров пытался отползти.

Недалеко от Сурикова рванула слабенькая наступательная «РГД». Осколки разлетелись, ударились о валун, за которым скорчился прапорщик. Боевик спрыгнул на дорогу. Следующая «РГД» перелетела через прапорщика, ахнула за спиной. Макаров уткнулся в землю, Кошкин схватился за раненый бок. Злобно тарахтел «АКС» — Бакиев умудрялся отвечать. Кто-то подставился, рухнул на колени, пополз за горящий БТР, волоча простреленную ногу. Заклинило затвор, и Бакиев разразился великим и могучим.

У прапорщика перед глазами плавал сизый туман. Он кое-как поднялся на колени, отыскал указательным пальцем спусковой крючок, смутно различил, как по склону скатываются какие-то фигуры, и начал стрелять. Но все впустую, ствол вело к земле, Суриков не мог его удержать.

Грудь сдавило от безысходности. Как такое случилось? Маршрут движения колонны держался в тайне, о нем знали лишь офицеры из штаба батальона. Он потерял почти всех солдат — свыше десятка душ. Такое не прощается! Что осталось — достойно умереть?

Боевики потешались, наблюдая за его потугами. Он терял сознание от дикой боли, еле держал автомат. Прапорщика окружали нечеткие фигуры в пятнистой защитке. Он собрался с силами, поднял «АКС». В магазине оставалось несколько патронов. Боевик загоготал и выстрелил. Автомат вырвался из рук, вторая пуля перебила запястье.

Прапорщик повалился навзничь, обливаясь кровью. Небо завертелось перед глазами, пятнистые скалы, зависшие над дорогой, пустились в пляс. Но он не потерял сознание.

Боевиков было чертовски много, хотя, возможно, у Сурикова троилось в глазах. Они спускались с горы, подходили, держа автоматы наперевес. Один, посмеиваясь, оторвал от гранаты чеку, бросил в покореженный кузов «ГАЗ-66», откуда раздавались жалобные стоны, отпрыгнул, присел, зажав уши. В кузове хлопнуло, обрушились остатки тента на металлических дугах. Стоны оборвались. Боевик засмеялся.

— Прямо как в опере, блин! Сперва долго и грустно поют, потом умирают. — Он говорил по-русски без акцента, матерился легко и весело, физиономию имел типично славянскую.

Другой вскарабкался на броню подорванного БТРа, бросил гранату в открытую бортовую дверцу и тоже пустился наутек, зажимая уши.

Прапорщик в бессилии скрипел зубами. Рядом с ним хрустели камни, кто-то ткнул его носком в бедро, проходя мимо. Мордатый здоровяк в нестираном комбинезоне присел на корточки перед стонущим Макаровым. Тот поднял голову, жалобно уставился на духа. Лицо солдата было залито кровью.

Боевик добродушно потрепал его за вихры и заявил:

— Сыграем в харакири, брат?

— Тундра ты, Саид! — сказал бандит со славянской внешностью. — Поиграть в харакири можно только с собой. А то, что ты хочешь сделать, называется «зарезать барана».

— Ну и хорошо, барана так барана. — Мордатый тип пожал плечами.

Прапорщик закрыл глаза, чтобы не видеть, как его подчиненному перерезали горло. Макаров мучился, хрипел, пускал кровавые пузыри.

— Спокойной ночи, малыши, — проговорил подонок в камуфляже.

— Смотри, еще один тумбочкой прикинулся.

Другой член банды заметил окровавленного Кошкина, который безуспешно пытался заползти за скалу. Нагибаться бандиту было лень, он выпустил короткую очередь в голову.

«Эх, Кошкин! — машинально подумал прапорщик. — Нет у тебя в запасе девяти жизней, а говорил, что есть».

Эти ублюдки ничего не боялись. Они среди белого дня напали на колонну внутренних войск и держались так, будто находились у себя дома.

«А ведь эти суки действительно у себя дома», — уныло констатировал прапорщик, когда над ним склонилась щербатая физиономия, украшенная нечесаной бородой.