Лев Дворецкий - Безоружна и очень опасна

Я уже засыпала и без ее слов, успела только подумать: «Вот тебе и дом отдыха. Надо как-то отцу дать знать».

Я приехал из командировки ночью. Напряженная была работа, участвовал в нескольких открытых процессах, судили членов банды Жухова. Но его делом мне так и не довелось заняться, хотя коллеги рассказывали, что он, конечно, не рядовой бандит. Знает очень много, все надеялся, что избежит высшей меры, и до последней минуты торговался: вымаливал пощаду в обмен на информацию. Думаю, что главные связи, явки, имена не выдал, понимал, видимо, что в случае, если сохранят ему жизнь, за разговорчивость придется отвечать в лагере перед «дружками», а это пострашнее законной кары. И все же та ниточка, которую удалось вытянуть у Жухова, дала возможность раскрутить крупную катушку. Заведены уголовные дела, которые позволят не только наказать непосредственных виновных, причем довольно солидных лиц, но и выйти через них на другие группы возможно, и международные.

Уже на лестничной клетке услышал, как разрывается в квартире телефон. «Кто это в такой поздний час?» — удивился я и в следу ющую секунду рванул дверь: наверное, Ийка из дома отдыха! Схватил трубку. Молчок, потом робко: «Андрей Петрович?»

— Да, слушаю.

— Это Таня, извините, пожалуйста.

— Что-нибудь случилось? — спрашиваю с беспокойством.

Вместо ответа вопрос:

— Вы уже приехали?

— Конечно, если я с вами разговариваю. Татьяна радостно смеется.

— Вы шутите, Андрей Петрович, а мы тут страшно переволновались.

— Кто это мы?

— Студенты, конечно. И я вместе с ними. — Слышу нажим на последнюю фразу, затем следуют оправдательные нотки: — Понимаете, по расписанию ваши лекции, а вас нет. Мы не знали, что и подумать. Наконец, в деканате сказали, что Андрей Петрович в командировке и скоро приедет. Вот я и звоню каждый день.

— И ночь?

— Да, и ночь, — совсем тихо говорит Таня. — Но теперь, слава Богу, я слышу ваш голос, значит, все в порядке, и я могу ложиться спать. Спокойной ночи. — В трубке короткие гудки.

Удивительная девушка! Я поймал себя на мысли, что, хотя ожидал звонок дочурки, разговор с Татьяной в этот поздний час порадовал.

Только разделся, чтобы принять душ, опять телефон. «На этот раз точно Ия» — решил я, тем более что звонили по межгороду. Но я снова ошибся. Незнакомый голос вежливо осведомился: это ли квартира Филатова, и, когда я подтвердил, сообщил, что дочь в больнице после операции, все плохое уже позади, надо приехать. Продиктовал адрес, который я механически, ничего не соображая, записал.

Что это, провокация или действительно несчастье? Чтобы успокоиться, я хватил полстакана коньяку и стал названивать в город, который мне только что назвали. Соединился быстро, в справочном бюро получил номер больницы, через несколько минут разговаривал с дежурным врачом. Да, это он только что звонил, Ия действительно у них. По телефону он отказался говорить о каких-либо подробностях, подтвердил лишь, что опасности для ее жизни уже нет, и она с нетерпением ждет приезда отца.

— Передайте ей, пожалуйста, — попросил я, — что завтра, вернее, уже сегодня, я постараюсь быть в вашей больнице.

— Хорошо, передам обязательно, — заверил врач.

Мы попрощались, и я стал собираться. Позвонил в наш служебный гараж, там всегда есть дежурная машина. Скоро я уже мчался в аэропорт. Соответствующее удостоверение открыло мне двери на первый же рейс.

Утром я сидел у изголовья постели дочери. Она крепко спала. Лицо бледное, под глазами огромные синяки. Врач в общих чертах рассказал, что произошло. В поезде в ее купе про никли насильники и надругались над ней. Обнаружил ее проводник, поднял тревогу, и на первой же станции Ию доставили в больницу. У нее было сильное кровотечение, еле спасли. Приходил следователь, беседовал с ней, у него информация более подробная.

Ия открыла глаза, увидела меня и залилась слезами. Я обнял ее, стал успокаивать. Сердце мое разрывалось от жалости. Как же так, я, опытный человек, не смог оценить опасности, которая нависла над дочерью, не принял меры? Знаю ведь, что преступный мир ни перед чем не останавливается, когда ему наступают на мозоль. Ия, прости, прости меня! Сколько же ты пережила, девочка моя! Чувствую, что самого слезы душат.

— Полежи спокойно, маленькая, я выйду покурю, — сказал я ей. Надо было все взвесить и подумать, что делать дальше.

Ия кивнула.

— Да, да, папуля, иди. Я тебя подожду. Мы, наверное, поедем домой, да?