Александр Афанасьев - Жертва особого назначения

И даже до половины пути мы дошли.

– Руки в гору!

По тому, как застыло лицо американца, я понял – нет, ни хрена не шутка. Не доверяя ему, я не дал ему оружие и теперь расплачивался за это. Контролировать триста шестьдесят градусов я не мог. И никто не мог.

– Салам алейкум! – громко сказал я. – Можно я повернусь?

– Заглохни! Стреляю на первое движение.

Какой нервный.

– Не дергайся. Дернешься – труп.

Это я уже понимаю. И, кажется, даже опознаю его – по голосу. Хотя слышал всего дважды в жизни.

– Хорошо, только успокойся. Давай поговорим.

– Заткнись! Брось автомат!

По шуму шагов я примерно понимал, где он, но нападать и не подумал. Это только в кино такие трюки проходят. А в реальной жизни при прочих равных проверяющий всегда опередит с выстрелом проверяемого.

Так что автомат я бросил. Недалеко от себя.

– Руки назад! Руки назад!

Я вопросительно посмотрел на американца. Тот едва заметно мотнул головой.

Нет.

– Что дальше?

Вместо ответа что-то тяжелое хрястнуло меня по башке. Я упал – лежащего не бьют, это есть в культуре многих народов. И все-таки здорово он мне прислал, гад, аж искры из глаз.

– Это тебе за бандеровца, москалина.

Еще один удар – с разгона и по почкам. Этак-то он у меня здоровый кусок здоровья отнимет, гаденыш.

Еще один удар. А потом я почувствовал, как на руках с треском затягивается пластиковая лента наручников. В этот момент – видел я уже хреново – американец решил попытать счастья. Резко ударил ногой по земле, посылая в лицо наклонившегося надо мной убийцы землю, песок и камни. Убийца взревел, но я уже знал, чем это все кончится. Хреново это кончится. Придурок ты, придурок. Церэушный. Тебе надо было раньше, когда у меня руки были свободны. Тогда могли бы выжить. По крайней мере, я мог бы выжить. А теперь.

Хреново все теперь.

Очень хреново.

В себя я пришел через несколько секунд. Убийца, а это был тот наемник, которого нанял Борян, тот самый украинский десантник-миротворец, замешанный в заказном убийстве, с наслаждением пинал американца у стены. Тот, наверное, проходил какие-то курсы спецподготовки на ферме, в центре подготовки американского оперативного персонала, но против украинского «кречета» был откровенно жидковат.

Украинец был в «пустынном», измазанном для большего эффекта грязью камуфляже, за спиной у него была автоматическая винтовка типа «AR10», короткая, с оптическим прицелом и выведенным набок, на сорок пять градусов, механическим. А слева лежал тот урод чернявый, которого я пристрелил. И рядом с ним – отличный пистолет «Беретта-92».

Рискнуть? Неохота подыхать вот просто так.

Я прикинул расстояние – ползти не получится. Не может быть, чтобы украинец не наблюдал за мной краем глаза, а боковое зрение – наиболее эффективное. А для того чтобы добраться до пистолета, мне надо перекатиться ровно семь раз. Семь раз, и пистолет будет у меня в руках.

Или лишняя дырка в голове. Для вентиляции.

Ну же, сделай что-нибудь! Хотя бы начни причитать, умолять не убивать. Хоть что-то.

Тем временем «кречету» надоело пинать американца, и он сделал с ним ровно то же, что и со мной – заковал в наручники. Точнее, не заковал, а просто застегнул пластиковую ленту. Затем, оставив американца в покое, подошел ко мне, для приветствия пнул ногой в живот. Я застонал, показывая, как мне больно.

– Ну чего, москалина?

– Бабки хочешь?

– Бабки это хорошо. Только потом. Чего это ты туда посматривал? Ага!

Вася посмотрел в том направлении и увидел пистолет. Хмыкнул, сделал несколько шагов, поднял оружие. Посмотрел, зачем-то взвесил, видимо, пытаясь определить, заряжен он или нет. Сунул за пояс.

– Чего, москалина? С кого начать? Кого за яйца подвешивать.

– Шефа твоего. – Я закашлялся и сплюнул кровь из надкушенной мною щеки, показывая, как мне плохо и больно. – Шефа подвесь.

– Дело хорошее. Только его кончили. И с кого мне теперь спрашивать?

– Работу хочешь?

– Чего-о-о?

– Работу, говорю. Развяжи – получишь.

Украинец снова пнул меня, но уже без особой злости.

– Вот наглая тварина. Одной ногой в могиле, а работу предлагает. Москальское семя, одним словом.

– Мы с тобой.

– Хорош трындеть. Никакие мы с тобой не одинаковые, ясно? Ты и рыбку хочешь съесть, и на х… не садиться. Поэтому на государство работаешь и себе гребешь, гнида. Со всех кормушек хаваешь. Я честнее тебя, понял?

– Дурак ты.

Эти слова мне обошлись в еще один пинок. Не детский, надо сказать.