Евгений Сухов - Сходняк

— подумал тогда Грунт — Контора работает…"

Как звали связного — этого он не ведал. Связному было поручено позвонить Грунту в тот момент, когда Шелехов получит свой паспорт и выйдет из зала.

Шелехова досматривать сегодня не будут… Грунт перевел взгляд на дорогу Движение на этом отрезке трассы было спокойным. Днем тут проходила в среднем одна машина в две минуты. Автобусы — раз в десять-пятнадцать минут. А сейчас, к вечеру, транспорта стало совсем мало.

Внизу показались убегающие к горизонту два длинных ряда синих огней, ограничивающих взлетно-посадочную полосу. Голубоглазая стюардесса ходила по широкому ряду салона первого класса и собирала пустые пластиковые рюмки.

Шелехов с улыбкой отдал ей пустую фляжку из-под виски «Лонг-Джон». Потом встал и, набросив пиджак, кивнул Игорю Пахоменко: мол, пора, вынимай. Тот, перехватив взгляд шефа, с готовностью полез под широкое кожаное кресло и осторожно вытащил туго набитый кожаный саквояж «Самсонайт».

— Пока подержи у себя, — негромко сказал Шелехов, — как выйдем из самолета, я у тебя заберу.

— Мы немного раньше времени прибываем, — заметил Игорь. — Петрович не опоздает? Шелехов помотал головой.

— Вряд ли. Петрович наверняка уже там стоит. Хотя… Надо бы проверить!

— С этими словами он снял трубку вмонтированного в кресло телефона и, нажав" несколько кнопок, поднес его к уху. — Петрович! — громко произнес он. — Мы на подлете. А ты где? Та-ак-Ну молодец. Жди. Минут через пятнадцать будем… Он убрал телефон в карман и пристально поглядел на саквояж.

— Ну вот что, Игорь. Я в зал его сам пронесу, а ты возьми мой чемодан.

Надеюсь, на этот раз все обойдется.

Игорь Пахоменко, уже полгода как работавший v Шелехова личным охранником, до сих пор не привык к тому, как его шеф лихо провозит через российскую границу крупные суммы валюты. У Шелехова был дипломатический паспорт какой-то хитрой серии, позволявший его обладателю миновать таможенные службы всех международных аэропортов и вокзалов России. Впрочем, при нынешней частой смене таможенных начальников этот паспорт все равно не давал стопроцентной гарантии на свободный проход без досмотра: каждый новый руководитель Государственного таможенного комитета, желая проявить' рвение и усердие, считал своим долгом засечь на границе какого-нибудь важного нарушителя — будь то министр или член Государственной думы. Игорь пользовался доверием Шелехова и, сопровождая его во всех зарубежных поездках, всегда знал, что лежит в кожаном «Самсонайте». Поэтому он и волновался: ну ладно, в прошлые разы как-то получалось, но вдруг именно сегодня все сорвется — и шефу устроят контрольный шмон… Тогда никакие диппаспорта, никакие госдумовские ксивы не помогут. Шутка ли — восемьсот тысяч баксов налом без документов…

Они пробыли в Греции всего ничего — три дня, только и успели что смотаться на пляж разок да проехаться по меховым фабрикам — Леониду Васильевичу надо было присмотреть шубу для своей московской секретарши Лелечки. Игорю это было странно: Лелечку он видел раза три — чего в ней нашел шеф, непонятно. Ну ноги от шеи, ну глазищи как два озера Байкал, ну сиськи тугими Дыньками, но ведь дура непролазная — так, Маня из Бобруйска. Про таких говорят: ты рот держи в рабочем состоянии, но только молча! Потом, после меховых фабрик, они отправились в Афины, и там, в роскошном небоскребе из зеркального стекла, Леонид Васильевич встретился с какими-то хмырями — именно ради этой встречи, как понял Игорь, и была устроена их краткая поездка в Грецию. Хмыри отлично говорили по-русски и явно были не греки, хотя и чернявые — может быть, кавказцы. После разговора с ними Леонид Васильевич получил этот туго набитый саквояж. Игорь как всегда ничего не спрашивал — не положено. Но он же не дурак!

Тут все ясно как божий день. Леонид Васильевич собирался в будущем году баллотироваться в президенты. И этот саквояж — как и те так же плотно набитые сумки и портфели, которые он привозил в Москву из Люксембурга, Испании и Туниса, — таил в себе «избирательный фонд» Шелехова. Единственное, чего не знал Игорь, чьи это деньги и как они попадают в руки Шелехова. Но и этого ему было не положено знать.

Леонид Васильевич развалился в кресле и уставился в иллюминатор. Внизу под ним стремительно улетало прочь море леса. В сгущающихся сумерках уже завиднелись жилые массивы, тонкие ленточки дорог и мчащиеся по ним редкие автомобили с зажженными фарами. Он машинально потрогал тугой кожаный бок саквояжа. Ашот сказал, что через две-три недели будет еще миллиона полтора. Но в целях безопасности за ними лучше будет приехать в Италию, а не в Грецию: могут засечь. Что ж, это удобно: как раз в конце будущего месяца Шелехов собирался вместе с думской делегацией отправиться в Рим по приглашению какой-то парламентской комиссии — вот тогда-то и можно будет вывезти эти деньги. Это тем более удачно, что думскую делегацию в Шереметьево вряд ли будут подвергать контрольному досмотру — это не принято, хотя любой таможенник знает: члены представительных государственных делегаций всегда провозят через границу недозволенные вещи. Взять хотя бы тот инцидент с замминистра финансов… Но сегодня могло произойти, всякое. Он приготовился к любому развитию событий, у него даже была на всякий случай заготовлена одна бумага, подписанная очень большим человеком из Кремля — слишком большим, чтобы шереметьевские таможенники, обнаружив у депутата Шелехова значительную сумму долларов, осмелились ослушаться строгой формулировки: «…в государственных интересах… провозит валютные денежные средства, предназначенные для специального финансирования… в виде исключения без официально оформленных… пропустить без досмотра…» Так когда-то в соответствии с секретными постановлениями Политбюро ЦК КПСС сотрудники первого главка КГБ вывозили из страны валюту для «специального финансирования» — а фактически на текущие нужды «братских партий». Времена сильно изменились, и давно уже нет ни первого главка КГБ, ни Политбюро ЦК КПСС, но система-то работает. Даже люди остались на своих местах — вон этот армянин Ашот: как работал в Греции при Андропове, так до сих пор и сидит — только «крыша» у него теперь другая, он теперь не спецкор «Правды», а греческий бизнесмен. Шелехов усмехнулся. Одно только неясно с этим Ашотом: откуда он берет все эти деньги, эти миллионы — ведь он вынимает их из тумбочки регулярно.