Вячеслав Миронов - НЕ МОЯ ВОЙНА

— За наши семьи! У тебя, правда, пока нет её…

— У меня родители есть, сестра младшая.

— Пардон, значит, есть семья. Вот и выпьем за наши семьи! А вы что, не будете?

— Будем, но нам чуть-чуть, если учуют запах — головы не сносить.

— Так они сами пьют как лошади. Вон, комбат не просыхает, и ничего. Голову ему никто не откручивает. И на Коран наплевать.

— Им можно, они начальство, а мы на посту.

— Не понял, на каком посту? А, извините, врубился — нас охраняете. Ладно, мужики, у вас же тоже есть семьи? Вот за них и выпьем. Чтобы мы вернулись к ним все целые и невредимые.

Мы встали, чокнулись и выпили до дна. Боль душевная ушла. Но осталась тяжесть. Большая, щемящая тяжесть. Она заполнила собой всё внутри. Как тяжело. Что делать? Что делать?

Можно хоть сейчас кинуться на охрану, попытаться убежать, и что дальше? Убьют. Во мне сидело два человека одновременно. Казалось, что полупьяное сознание разделилось на две части. Весь оставшийся вечер я просидел, уставившись в одну точку. Витька меня тормошил, пытался вывести из ступора. Он втискивал мне в руку водку, я пил чисто механически. Не чувствуя ни вкуса водки, ни вкуса тех деликатесов, что жевал. Я не слышал, что он мне говорил. Я говорил сам с собой. "Гуд бай, Америка!"

Наверное, так сходят с ума. Один я говорил, что надо бежать немедленно. Второй с ним спорил, что убьют. Первый настаивал, что это не жизнь, а существование, так стоит ли его влачить? Рвануть и всё! А там будь что будет. Я соглашался с ним.

Второй говорил, что сейчас нет смысла дёргаться. Нет документов. Даже если мне чудом удастся добраться до своих, то подтвердить свою личность я не смогу. Значит надо ждать удобного случая и захватив документы бежать! Я соглашался и со вторым.

Потом мне показалось, что они начали драться. Сознание меня покинуло, а может я просто от выпитого отрубился?

Очнулся я только утром. Спал я в одежде. Голова гудела, во рту словно стая кошек опорожнилось. Со стола уже было всё убрано. Витя сидел со стаканом вина в одной руке и бутербродом в другой. Ждал меня.

— Убери, — я отмахнулся.

— Выпей — полегчает!

— Я вчера перебрал, теперь неделю на спиртное смотреть не могу. Это уже проверено!

— Выпей! Это тоже проверено!

— Давай! — я выдохнул, зажмурился и выпил четверть стакана домашнего вина.

Гадость. Было ощущение, что оно вернётся сейчас назад, но бутерброд, упавший сверху придавил его. Вроде, даже и полегчало!

— Ну, как?

— Вроде отпустило, — я вытер тыльной стороной ладони испарину, что появилась на лбу. — Ты извини меня, Витя, что накинулся на тебя вчера. Что-то накатило. Это я не со зла.

— Понимаю, Олег, понимаю. Если бы не ты, то я бы вчера был такой. У самого на душе кошки скребли. Но ты меня опередил. Поэтому мне пришлось за тобой ухаживать…

— Меня что, рвало?

— Нет. Просто водку наливал, посуду убирал.

— Как охрана?

— Мужики сначала удивились, потом посочувствовали. Много интересного рассказывали.

— Что именно?

— Сыпят Гусейновской армии и в хвост и в гриву во всех направлениях. Он уже неделю объезжает учебные лагеря. Пока доволен.

— А что дальше?

— Ты опять за своё?

— Рвать когти надо из этого бедлама.

— Ждать надо!

— Будем ждать. Только комбатовский сейфик надо приоткрыть. На чуть-чуть.

— Может пить с ним начать?

— Не получится. Я вчера с мужиками говорил. Комбат пьёт в гордом одиночестве. Всех остальных он презирает. Считает ниже собственного достоинства с остальными общаться.

— Козёл!

— Не то слово, вдобавок ко всему он родственник Гусейнова. Тот его унижает по-чёрному, особенно за последний разгром батальона. Но кровь родная, поэтому и терпит. Сам знаешь, как в местных краях относятся к родственникам.

— Интересно, а как охрана к Мудаеву относится. И какие виды на него?

— Вид один, что в профиль, что в анфас — чмо!

— Предателей никто не любит.

— А кто их любит? Единожды предавший может это делать снова и снова.

— Особенно всем понравилось, что он игнорировал в категоричной форме все наши занятия, а когда пришло время для самостоятельных стрельб, то опарафинился по полной программе.

— Не верят они ему?

— Не верят. Называют предателем и всем прочим, сам знаешь, какой цветистый у них язык.

— Ислам-то он принял?

— Принял. Сам полковой мулла его переводил в новую веру. Он каждый день отчитывается перед ним о прочитанных и изученных главах из Корана.

— Это уже патология. Тут доктор нужен. Желательно психиатр. Вместо того чтобы готовится к боевым действиям, они Коран учат!