Евгений СУХОВ - Оборотень

— Улыбок не вижу на рожах, бродяги! — бодро начал Беспалый. — Глядя на вас, люди могут подумать, что вы рога замочили. А ведь здесь просто санаторий, воздух ядреный и бабы нецелованные. Я вам даже завидую, бродяги. И накормят вас, и напоят, и постерегут, чтобы вы в тундре по дурости своей не окочурились. Не жизнь, а лафа! Так откуда в вас эта злость, бродяги? Не любите вы друг друга. Ай-яй-яй, разве это по-христиански? Что Иисус говаривал?…

Возлюби ближнего своего, яко самого себя. А моя похоронная команда за день десяток трупов на кладбище относит. Может, корм не в коня?

Полковник обвел вопросительным взором длинный ряд зеков, но бродяги молчали.

— Вижу, говорунов среди вас не осталось. Кто умел говорить, сейчас находится на аудиенции у Господа Бога. Ладно, если вы молчите, тогда я буду говорить. А расклад таков: рано вы успокоились, граждане заключенные! Мне тут не нужен беспредел, а потому я продолжаю свой эксперимент.

— Ты нас уже укатал своими шутками, Тимоша!

— Кто это говорит? — повернулся Беспалый на голос. — А, это же мой старый друг Мулла! А ты нынче опять в авторитете? Все-таки чувствуется в тебе закалка. И знаешь, Заки, я даже порой горжусь, что мы были с тобой корешами.

Если бы из тебя не получился отменный вор, то вышел бы очень даже приличный барин. Мне даже нетрудно представить, как бы ты из зеков веревки вил.

— Что же ты в этот раз придумал, Тимоша? — хмуро поинтересовался Мулла.

— О! Идея проста, как и все гениальное. Ты же знаешь, как я вас с Лупатым люблю. А что говорит пословица? Кого люблю, того и бью. Вас двоих с двумя десятками самых горластых зеков я отправлю через все сучьи пересылки отсюда до Воркуты, и, если ты останешься в живых, тогда я поверю, что тебя бережет Аллах. Больше того, я сам сделаю себе обрезание и перейду в мусульманскую веру. Но коли ты превратишься в жмурика — извини, сохраню верность кресту.

Мулла усмехнулся. Коварный Беспалый смотрел в корень: он хотел не просто наказать урок, заперев их в четырех стенах, — он задумал разрушить заповедные устои, на которых держалась мудрая воровская правда. Это был очень опасный противник, прекрасно разбиравшийся во всех тонкостях воровского бытия, — недаром же он сам долгие годы носил звание матерого уркача. Он был опасен вдвойне не потому, что хотел прижать зеков, а оттого, что рассчитывал сломать систему, создававшуюся ворами на протяжении многих поколений.

— Ты все верно рассчитал, Тимоша…

— Ты меня одобряешь, Мулла? Я всегда знал, что в твоем лице я найду союзника, потому что в моем спектакле тебе отводится главная роль. Ты привык быть лидером, им останешься и на этот раз. Первым почетно даже жариться на сковородке. — Беспалый улыбнулся углом рта, и зеки увидели у барина золотую воровскую фиксу. — Ты меня лучше спроси, что будет с остальными.

— И что же будет, Тимоша?

— Лучше бы ты об этом не спрашивал, Мулла, — со вздохом сказал Беспалый. — Сначала я им урежу хозяйскую пайку. Помнишь того цыгана, который хотел приучить лошадь жить без еды? Уже совсем было приучил, а она возьми да и сдохни! Но мне думается, что с моими питомцами будет полегче. Сначала они будут отнимать друг у друга хлебушек, позабыв об одной из главных заповедей вора — «не зарься на чужую пайку», потом будут резать доходяг и жрать их, и лишь потом наступит их собственный черед. После того как они сожрут своих вождей, я загоню их в промзону и налажу выпуск шкафов и стульев. Но это еще не все. Перед окончанием срока я отправлю запомоенных воров в другие лагеря, где с них не только снимут корону, но и поженят на скромной девушке Параше. Тебе нравится моя идея, Мулла?

— Если бы я знал, Тимоша, в кого ты переродишься, я бы тебя еще тогда придушил, когда мы к тебе с жиганами пришли пальцы рубить.

— Я тоже часто вспоминаю тот день, Мулла. Почему-то с тоской вспоминаю. А теперь умолкни!

Беспалый мгновенно преобразился — он вновь был человеком из железа, частью огромной машины, перемалывающей людей.

— Эй, ребята, разгоняй насекомых по щелям! — распорядился он.

Когда в барак затолкали последнего зека, Беспалый неторопливо побрел домой.

Поезд дернуло, потом медленно поволочило вперед, и состав принялся набирать скорость. В вагоне сквозило, и за каких-нибудь пятнадцать минут выдуло все тепло, что зеки надышали за полдня. Солдаты неторопливо, словно барышни по парку, прохаживались вдоль отсеков, огороженных с трех сторон крепкими решетками. Служба для них давно уже сделалась привычной, и по их сытым физиономиям чувствовалось, что она не была им в тягость. За два года они успели повидать столько уголовничков, что все зеки казались им на одно лицо. Новый контингент не вызывал у них ни малейшего любопытства. Такими же безразличными взглядами посматривают работники зоопарка на зверей, вконец устав от зоологической экзотики.