Евгений СУХОВ - Оборотень

И первым в длинном списке на амнистию будет значиться ленинградский вор с погонялом Бирюк…

Станислав сложил маляву, большим ногтем провел по сероватой поверхности, оставив на листке глубокую складку, потом вытащил маленькую зажигалку в виде крохотного чертика (искусная работа одного старого зека, который подарил свою поделку Бирюку в знак благодарности, когда-то он защитил его от двух молодых «пехотинцев», задиравших старика ради забавы) и, чиркнув, поднес красное пламя к самому уголку. Бумага горела быстро, выбрасывая вверх горячие язычки, а когда пламя подползло к самым ногтям, он разжал пальцы.

Сожженная бумага, обращаясь в пепел, закрутилась в воздухе и спикировала в самый угол барака.

— Что же ты решил? — Мулла носком сапога поддел пепел, и он мгновенно рассыпался.

— Нужно бежать, раз он дает добро…

— И как ты себе это представляешь? Бирюк внимательно всмотрелся в лицо старого зека и, как бы раздумывая, ответил:

— Пока еще не надумал. На том они и разошлись.

Тимофей Егорович прилег на подушку и накрылся одеялом.

— Что-то зябко стало… — И, помолчав, продолжал:

— А я про эту маляву прознал от одного своего верного человечка, который ее пронес на зону и одним глазком в нее заглянул. Тогда я понял, что более удобного случая не представится. Вызвал как-то к себе в кабинет Бирюкова, посадил его на стул перед своим столом, дал ему закурить и все начистоту выложил. Он, конечно, мое предложение поднял на смех. Но я его не уговаривал. Я ему просто сказал: «Мякиш на тебя перо уже наточил. Не сегодня завтра его малолетние бойцы тебя порвут — прямо на зоне, средь бела дня, на глазах у всей зоны, — и я этому воспротивиться не смогу. Всех же не посадишь в ШИЗО. Да и повода нет. Видал, на зоне тишь да гладь? Лагерь полторы дневные нормы выдает!» А надо сказать, после выборов смотрящего, когда Мякиш подтвердил свое превосходство над Бирюком, на зоне и впрямь воцарился покой. А я-то по многолетнему опыту знал: это всегда не к добру. Это всегда затишье перед большой бурей. Вот я и сказал Бирюку: «Дело, конечно, твое, но я знаю, что тебе предложено бежать…» При этих моих словах он так и вспыхнул — чуть не швырнул в меня чугунной чернильницей со стола. Но я его охолонил. Мне это, говорю, доподлинно известно.

И еще я знаю, что законным ворам негоже бегать — закон требует, чтобы они сидели от звонка до звонка, но сейчас дело идет не только о твоей чести, но и о судьбе воровской идеи. А для правильного вора главное постоять за идею, а не за личную судьбу. И к тому же тебе из столицы добро на побег дали.

И я ему изложил коротко свой план. Все было просто. Каждую пятницу — а наш разговор с Бирюком происходил в четверг — на зону приходил крытый «ЗИЛ» из райцентра, привозил запчасти, консервы, обмундирование, чистое бельишко — у нас как раз в тот месяц прачечная встала, котел в бойлерной разорвало, и приходилось грязное белье возить в город. В общем, удачно все складывалось. Я ему говорю: в одиннадцать приедет «ЗИЛ», шофера-сержанта я в баньку отправлю, приведу ему пухлую телку спинку потереть, а тебе дам втихаря старую сержантскую форму — переоденешься солдатом — и в кузов, а как приедешь в город — там уж, будь любезен, поступай сам знаешь как. Ты уж позаботься о том, чтобы тебя в городе встретили. Заловят тебя там патрули — извини, а сумеешь уйти — я о твоей пропаже заявлю только в понедельник. И у тебя будет полных двое суток, чтобы слинять за тыщу верст от Североуральска…

Бирюк на меня долго смотрел и молчал. Потом спрашивает: «Ну допустим, я тебе поверил, Тимофей Егорович. Допустим, я убегу. Но зачем это тебе?» Я ему на это кое-что порассказал о своей житухе — ну вот как тебе сейчас. Про товарища Веселовского, про совещание у Берии. И в конце так вот прямо и говорю ему: «Веришь ли, Бирюк, я пытаюсь старые грехи замолить. А что касается твоего побега, если ты завтра же отсюда не исчезнешь, то срок твой — до субботы, в крайнем случае — до воскресенья. Мальчики Мякиша тебя обязательно прирежут. Так что у тебя нет выбора. Бирюк».

На следующий день, в пятницу, все прошло, как я и задумал. Часов в двенадцать Бирюк загодя зашел в лазарет, вроде как за лекарством, там его уже ждал тючок с гимнастеркой, бриджами, пилоткой да сапогами. А лазарет у нас был аккурат напротив прачечной. «ЗИЛ» туда и подкатил, как обычно. Я лично сержанта-водилу в баньку отвел, Маньку Шестопалову к нему привел, нашу вольнонаемную повариху. Ну и загудел водила в баньке. Тем временем «ЗИЛ» разгрузили, загрузили, Бирюк тихо в мешках спрятался. Через полтора часика сержант разомлевший из баньки вышел, пообедал, потом за баранку сел — и за ворота! Лето было, как сейчас помню. За «ЗИЛом» тем только пыль столбом. Ну а в понедельник, как полагается, я тревогу поднял. Мол, побег. Местные менты бросились искать — туда-сюда, нет нигде. Тундру прочесали, лес. Ни следа. А Бирюк через сутки уже в Свердловске был.